— Да не убивайся ты, боярин, — успокаивал его конюший, — еще когда доберутся до церкви князья, а ты уже тута.
У божьего храма толпился народ. Стонег облегченно перевел дух, приосанившись, встал впереди толпы. Совсем близко гремели трубы.
— Едут, едут, — заголосили показавшиеся в конце улицы ребятишки.
Рюрик с Романом ехали рядом, за ними воины с княжескими стягами, за воинами старшая дружина, детские — позади.
Толпа в почтительном молчании опустилась на колени.
Роман первым легко спрыгнул с коня, Рюрику помогали спуститься наземь проворные отроки: один держал стремя, другой подставил князю плечо.
Положив руку на рукоять меча, Роман проворно взбежал по деревянным ступеням и остановился на паперти, глядел с усмешкой, как Рюрик, пошатываясь, отталкивал от себя Олексу. Киевский князь с утра был пьян и едва держался на ногах.
— Свят-свят, — перекрестился Стонег.
В церкви было темно и тесно. Княжеские думцы в богатых одеждах оттерли воеводу к боковому приделу, где он едва не задохнулся.
Служба была торжественной, но краткой. Князья стояли на коленях, крестились: широко разевая рот, мокрый от духоты и волнения, Гаврила размахивал кадилом.
— Ами-инь, — гулко прокатилось под сводами. Бояре расступились, и князья опять впереди всех чинно вышли на паперть. Толпа снова пала пред ними, как подкошенная трава.
— А где воевода? — оглядывая людей, зычно спросил Роман.
— Здесь я, княже, — наконец-то пробился к ним, бойко работая локтями, взъерошенный Стонег.
Роман не удостоил его даже взглядом.
— Веди.
Стонегова изба — лучшая в городе. Воевода смутился: кому отдать ее на постой?
Тут выручил его поп. Успев снять с себя церковное облачение, он вдруг откуда ни возьмись вынырнул на паперти:
— Не побрезгуй, княже, отведай мой хлеб-соль...
Роман ответствовал:
— Быть по сему.
«Пронесло, пронесло», — обрадовался Стонег и засуетился вокруг Рюрика.
На следующий день, с утра, князья и их думцы собрались у воеводы.
На лужайке перед избой было людно: взад и вперед прохаживались без дела отроки и меченоши, играли в зернь, сидели на попонах, скалили зубы, глядя на пробегавших мимо баб. По ту и по другую сторону от избы и на противоположной стороне улицы стояли привязанные к изгороди кони под богатыми седлами.
Во дворе суетилась всполошенная воеводой челядь, дымились летние печи, из медуш выкатывали бочонки, наполняли ендовы, несли в избу.
