Хоть и первым, но нелюбимым сыном был Роман у Глеба. С детства не знал он ни отцовской любви, ни ласки. Воспитывала его мать, но с тихими речами ее вливалась в хрупкое тело молодого князя смертельная отрава.
Льстила себя княгиня надеждой увидеть сына на княжеском столе: свое чадо, свою кровинушку. И чтобы все в нем было ее, не Глебово, чтобы имя отца, его породившего, стерлось в веках.
Может быть, оттого и предал Роман своего отца, хоть и сам Глеб, сидя во владимирском порубе, уговаривал его прикинуться смиренным. Глебу уж никто не поверит, какую бы клятву он ни дал, а Рязани младшим сыновьям не поднять.
Слишком легко согласился Роман повиниться перед Всеволодом. Не поддался лжи молодой владимирский князь. Хоть и обнимал при всех, хоть и целовал в уста. Чуял, что притаился на юге, за Мещерскими лесами, опасный соперник.
А ведь было время — почти поверил в свою клятву. Роман, поверил, что через Всеволода обретет утраченное отцовское наследие. Но вскоре понял, что и он, как младшие братья его, только стрела во Всеволодовой туле.
Усмехнулся Роман: нынче и Святославу не спится в высоком вышгородском терему. Рушится потрясенный Андреем Боголюбским извечный порядок...
Свеча сгорела, мигнул и потух синий огонек. В гриднице растекался бледный рассвет. С кухни донесся перестук ножей, в переходах послышались робкие шаги. Просыпалась челядь, принималась за свои повседневные дела.
Скоро соберутся у князя бояре, рассядутся по длинным лавкам, начнут жаловаться на беззаконие и скудость. Обнищала Рязань, разбежались ремесленники, все реже заглядывают на рязанский торг заморские и свои, русские, купцы. Перегородили Всеволодовы заставы былые торговые пути — лодии, плывущие от булгар, заворачивают на север. Редко заглядывают и южные гости — им выгоднее торговать с Владимиром.
Хорошие вести привез Роману Житобуд. Но говорить о них боярам еще рано.
Еще рано говорить и о том, что сын Андрея Боголюбского Юрий мечтает о владимирском столе. И что сладкие Житобудовы речи не пропали даром. Пылкому ли Юрию смириться с дядькиным произволом? Всем обделил его Всеволод. Держит при себе как щенка — то ласкает, то гневом распаляется. А пристало ли Юрию довольствоваться объедками с княжеского стола?..
Совсем посветлело в гриднице, путаные Романовы мысли становились стройнее. И впервые за три года проснулось в нем скрытое торжество.
Склонившись над мирно посапывающим Юрием, Зоря потряс его за плечо:
