— Бог тебе судья.
Обошла она его стороной и — в переулочек. Постоял Зихно на улице, почесал в затылке и отправился к попу.
Степанида загородила ему дверь своим могучим телом, но из-под ее руки просунулась растрепанная голова Пафнутия, и заросший бородой рот приветливо пропищал:
— Заходи, богомаз. Попадья блины напекла. А ты, Степанида, неси-ко меду.
— Очи-то продери,— буркнула попадья, не трогаясь с места.
Поп поднатужился и плечом вытолкнул ее в сени. Зихно посторонился и вошел в избу.
Пафнутиева ряса валялась на лавке, сам поп был в холодных исподних штанах и бос; все еще вялый, но уже по-домашнему приветливый и уютный, он жмурился, как кот, потирал руки и нетерпеливо поглядывал на дверь, из-за которой вот-вот должна была появиться попадья с вожделенной ендовой.
Но Степаниды все не было, и поп, сгорая от жажды, выскочил в сени. В сенях ни души. «Что за наваждение?» — пробормотал Пафнутий и стал звать попадью. Ни звука в ответ. Во дворе попадьи тоже не было.
Поп высунулся за ворота и окликнул спускавшегося с пригорка Пелея:
— Степаниды моей не видел ли?
— Степаниды-то?
Пелей подергался на костыле, поскреб за ухом и неохотно, переходя на шепот, сказал:
— Степанида, кажись, к куме подалась.
— Как так?— удивился поп.— Я ж ее за медом послал.
— Так, может, она и за медом,— ковыряя в носу, предположил Пелей.
— Дурак ты,— сказал поп.— У меня у самого полна медуша. Дурит матушка...
Так ни с чем и вернулся к богомазу. Зихно сказал:
— Не беда. Сами нацедим, сами и выпьем. Кажи, куда за медом идти.
Сходил. Выпили. Поп принялся жаловаться на жену. Будто сам с собой разговаривал. Потом стал читать наизусть святое писание. Зихно зевнул и вышел.
Солнце уже клонилось к закату. За частоколом виднелись крытые сосновой щепой избы посада. За избами, совсем рядом, чешуйчато серебрилась река. Ветер доносил шлепанье вальков и девичьи голоса.
Теплый вечер, блестки воды, притушенные расстоянием голоса, зелень раскинувшихся за городом лесов снова встревожили богомаза, наполнили его смутным и приятным беспокойством.
Он прошел через ворота и спустился к Неглинной. Под берегом в кустах кто-то плескался. Вода расходилась по реке кругами.
Зихно раздвинул ветви и увидел девичьи оголенные плечи — Злата!.. Во рту у него сразу пересохло.
— А, вот ты где, коза-егоза,— сказал он хриплым от волнения голосом.
Злата вскрикнула и быстро прикрыла грудь сарафаном.
