За Лебедью малиново растекался закат. В дубовой роще уже кричали ночные птицы, холодные тени серебрили траву. У берега, поросшего осокой, мирно позвякивал сбруей конь. Нет-нет да и вскинет он гривастую голову, покосится красным глазом в непролазную тьму кустарника, откуда доносится тихий шепот и смех. За густыми ветвями не разглядеть коню разостланного на траве корзна, лежащего с закинутыми за голову руками князя и сидящую рядом Досаду, дочь боярина Разумника.
У Досады зеленые глаза с коричневыми точечками во влажной глубине, густые, почти сросшиеся на переносье брови, пухлые губы, ямочки на щеках, и широкие бедра, облепленные тесным сарафаном. У Досады звонкий, словно колокольчик, смех. Руки у Досады белые, нежные. Ласкает она ими лицо молодого князя, запускает их князю в львиные кудри, в мягкую, шелковистую бороду...
Далеко видать с высокого берега земляные валы, окружившие город, за валами высвечивают золотом купола церквей, бревенчатые избы крепко вросли в косогор, а выше всех — терем боярина Разумника. Ходит боярин по двору в шубе, накинутой на голое тело, заглядывает в кладовые и скотницы, а дочери ему не увидать. Спокойно у Разумника на душе — ушла дочь к подружкам на посиделки. Скромница она у него — вся в тихую мать. И уж хорошая задумка радостью переполняет сердце Разумника. Боярские сыны от Досады без ума. Да, куда ни погляди, все ей не пара. У того усадьба в разор пошла, этот умом не вышел. Лишь одного держит Разумник на примете, но пока о том — никому ни полслова. Отцовское сердце худа дочери не пожелает; родная кровинушка, радость его единственная, последняя надежда. Ведь никому невдомек, что давно уже оскудела боярская казна, захирели его деревеньки. Да и деревеньки-то, тьфу, каждая в три двора. А боярин Зворыка дает за сыном Васильком дары немалые: и золото, и серебро, и землю. И лучше парня Досаде не сыскать. За Васильком — как за крепостной стеной: в обиду жены молодой не даст, приголубит ее и уважит.
Тихо вокруг. Все ниже опускается солнце за травянистый берег Лыбеди. Вот уж и вовсе скрылось, смазав вечерние тени. Юрий вскочил, прислушался к далекому топоту. Вскочила и Досада, встревоженно озираясь вокруг.
От Марьиных ворот ехали на рысях к Лыбеди всадники. В переднем Юрий узнал Давыдку. Добрый конь под ним поигрывал, шел боком, вскидывая голову. Дружинник сидел прямо, задумчиво глядел перед собой, опустив вдоль тела правую руку с гибкой плеточкой.
