Понятно, что монголы должны были рассчитывать почти исключительно на мясную пищу. Они сами говорили: «трава растет для скота, а скот для человека». Они не брезговали ничем, поедая наравне с зарезанными в пищу животными и тех, которые пали от болезни. Кошки, крысы, собаки — в пищу годилось все, что было мясом. Мяса — жареного, копченого и сушеного — они ели много. Ели с помощью ножа; резали от большого куска у самого рта, закусив мясо зубами. Пальцы вытирали о голенище, и грубая кожа голенищ всегда таким образом смазывалась для мягкости жиром. Из молока они готовили нечто вроде сыра, высушивали это кушанье на солнце, а потом ели или пили, размешивая его в воде или чае. Из растительной пищи они употребляли просо и дикий чеснок. Кумыс — излюбленный напиток — у них не выводился.
Чистота у монголов отнюдь не считалась добродетелью, скорее она была грехом: к грязи относились с религиозным благоговением. «Одежду они никогда не моют, они говорят, что бог накажет их за осквернение воды; также и не просушивают ее, чтобы не осквернять воздух, ибо они считают, что бог, рассердившись за это, поразит их громом».
Пешком в Монголии, кажется, не ходил никто. Мужчины, женщины, дети — все они, можно сказать, не слезали со своих низкорослых, но исключительно сильных и выносливых лошадей. В тот дикий век, когда их наблюдали братья Поло, у монголов было всего-навсего два удовольствия — война и охота. Остальное время они лежали в своих юртах и спали или пировали.
Степень материального богатства они измеряли количеством голов крупного рогатого скота, овец, верблюдов или лошадей. Их оценки морального свойства основывались на одном — «выгодно ли это?» Все, что выгодно, то хорошо, и наоборот. Верность друзьям и союзникам соблюдалась, и это было пределом всех этических правил.
Религиозные представления монголов обусловливались окружающей средой и не могли быть чересчур отвлеченны или возвышенны. Загробную жизнь они считали продолжением жизни на земле и вместе с покойником хоронили лошадей и предметы обихода. Они верили в невидимое высшее существо, но с просьбами обращались к нему редко. Гораздо больше внимания уделялось домашним богам: они были ближе, им приносили в жертву пищу.
Социальная жизнь кочевников основывалась на семье, подчиненной ее главе — отцу. Женщины трудились тяжко, старели к сорока годам и были еще грязней, чем мужчины. На них лежала вся черная работа, уход за детьми, все домашние заботы и присмотр за скотом. В редко выпадавшие часы досуга они умели превосходно вышивать. В благодарность за все это им отводили для сна самые холодные места в юрте, мужчины с ними почти не считались. И тем не менее монгольская женщина в известной мере пользовалась свободой. Полигамия была всеобщим обычаем, но первая жена наделялась большими правами в отношении собственности и наследования; большими правами пользовались и ее дети. После смерти отца его жен нередко брал себе в жены сын, но этот обычай никогда не касался его собственной матери. Часто мужчины брали в жены вдов своих братьев. К женщинам своего племени, замужним и незамужним, мужчины относились с уважением, мораль в вопросах пола была довольно строга, хотя мнения исследователей по этому поводу расходятся. С другой стороны, женщинам враждебных племен и народов не оказывали никакого уважения, пленниц насиловали и вообще обращались с ними самым зверским образом.
