— Смородинка, ну как же так? — пролепетала я. — А, если не дай Бог, заболеешь, или забеременеешь от кого? Ах, да, предохраниться же можно, — вспомнила я.
— Не-а! — задорно протянула она. — Не будет ничего. На торной тропе трава не растет. Да и не люблю я резинки эти.
— Смородинка! — протянула я, пораженная, но та уже вышла из-за стола и направилась к выходу. Потом вдруг резко вернулась и спросила:
— А помнишь:
А бедра ее метались
Как пойманные форели
То лунным холодом стыли,
То белым огнем горели.
— Помню, конечно. Лорка.
— Помнишь! — удовлетворенно протянула она. — Вот за что я тебя любила, Лилька, ты много знала непохожего, не того что надо, а то к чему душа лежит. А меня не жалей. Мне моя жизнь нравится. Я вольная. Пока живу — радуюсь. Ну, пока. Завтра увидимся. Она чмокнула меня в щеку, обдав сложным запахом кофе, ванильных сигарет, и еще чего пряного и свежего.
Я уснула почти сразу. Подвалилась к мужу под теплый бочок, подумала, что это счастье и провалилась в сон. Он пробормотал что-то невразумительное и опять уснул. Где-то рядом плескалась Адриатика, и зеленоватый свет от луны лежал на наших простынях.
Назавтра нас словно стадо гогочущих гусей собирали в автобус для экскурсии по старому городу. Это был наш последний день в Дубровнике. На следующий день мы переезжали в другой курортный город. За 12 дней турпоездки надо было все познать и осмотреть. Замешкавшись с вещами, я вдруг увидела ее. Она стояла на террасе кафе. Солнце светило ей в затылок, и оттого над головой ее поднималось медно-рыжее кудрявое сияние. Рядом с нею стояли дети, три мальчика: шестнадцати, тринадцати и десяти лет на вид.
— Ну, бывай! — улыбнулась она. — Может, больше и не увидимся уже. Дочку поцелуй за меня.
— Спасибо! И тебе всего самого доброго. — Я говорила искренно и искренно же перецеловала всех ее детей. Они были непохожи друг на друга. Старший был смугл, черноволос и кареглаз, у среднего были пепельные волосы, бледная кожа и ярко-голубые глаза. Самый младший обладал медно-рыжей шевелюрой и темно-серыми непрозрачными глазами. Они степенно дали себя поцеловать, и отошли в сторону.
— Ага, заметила?! — рассмеялась она. — «Как четыре стороны одного того же света, Я люблю — в том нет вины — Все четыре этих цвета».
— А четвертый-то где? — не удержалась я.
— Как где? Я сама! «Черные глаза — жара». Это же про меня. — И она метнула на меня свой незабываемый взгляд. — Давай, беги. В Старом Граде не забудь зайти в монастырь. Очень красивый, 12 века. Если захочешь, можешь свечку поставить. Ну, пока. — Мы расцеловались, и я помчалась к автобусу.
