Мы причисляем антропологию к тем формам науки, которые уже вошли в современную традицию и оказывают влияние на нее. По иронии судьбы антропология возникла в той заброшенной области непознанного, к которой сейчас относят исследование психики. Британская Ассоциация предпочла отвергнуть антропологические записки, охарактеризовав их как «пустые мечты, основанные на россказнях путешественников». Не вызывает сомнений, что Британская Ассоциация отвергла бы и записки о ясновидении как пустые мечты, основанные на сплетнях старых баб или истерическом бреде. Конечно, изучение этих тем затрудняется обилием выдумок и фальшивок, именно поэтому антропология должна была бдительно охранять себя от «россказней путешественников», от европейского непонимания первобытных идей, от современных понятий и научных теорий, которые неосознанно переносились на варварские привычки, ритуалы, традиции и обычаи. Человек, ondoyant et divers[1], может быть предметом изучения как для антропологии, так и для психологии. Но человек (особенно дикий человек) не может быть вырван из сложных условий его жизни и быть изучен, как изучается вещество в ходе химического эксперимента в лаборатории. Кроме того, мы не можем застать человека в его «первобытном» состоянии, так как его интеллектуальное развитие началось далеко за рамками тех культур, которые мы сейчас можем наблюдать у самых слаборазвитых народов. Следовательно, материал, с которым имеет дело антропология, весьма неустойчив; свидетельства, на которых она основывается, требуют самого скептического критицизма, а многие антропологические выводы при отсутствии исторических данных, относящихся к далекому прошлому, неизбежно должны быть гипотетичными.
В силу этих веских доводов официальная наука долгое время смотрела подозрительно на антропологию. Ее сторонники не считались настоящими учеными, более того, из–за всеобщего презрения, на них смотрели как на «конченных людей», интеллектуальных изгоев, приверженцев одной дикой идеи. С позиций научного мышления, антропологи или этнологи были бандой субъектов, которые невнятно бормотали о змеином и фаллическом культах, об учениях аркайтов, о десяти затерянных племенах, которые могут внезапно объявиться в самых неожиданных местах. Утверждалось, что антропологи испытывают восхищение от нечестивых ритуалов грязных дикарей и пытаются найти рациональное объяснение тому, что в принципе не может быть объяснено. Изгнанники, отверженные, парии науки с неизбежностью попали в эту странную компанию. Но подобно тому, как аркайты и затерянные племена стояли у колыбели антропологии, вокруг изучения психических явлений, которое также не признавались официальной наукой, располагались угрожающие фигуры эзотерических буддистов, сатанистов, оккультистов, представителей христианской науки, спиритуалистов и астрологов.
