— Аббата Уитреда! — повторил первый близнец. — Самого праведного человека из когда-либо живших на земле!
— Он набросился на меня, — сказал я. Я не собирался убивать старика, но бесполезно было объяснять это близнецам.
— Ты будешь страдать за это! — возопил один из близнецов. — Будешь проклят на веки вечные!
Другой протянул руку в сторону презренного мальчишки на куче дерьма.
— Отец Утред, — произнес он.
— Его зовут не Утред, — рявкнул я, — и если он посмеет называться Утредом, — я взглянул на него, произнося эти слова, — я найду его и взрежу живот до костей, и скормлю его поганые кишки своим свиньям. Он мне не сын. Он не заслуживает называться моим сыном.
Человек, который не заслуживал называться моим сыном, вылез из кучи, с него стекали нечистоты. Он поднял на меня глаза.
— Так как же мне зваться? — спросил он.
— Иуда, — ответил я с насмешкой. Меня воспитали как христианина и принуждали слушать их россказни, и я вспомнил, что человек по имени Иуда предал пригвожденного бога.
Мне это всегда казалось бессмысленным. Бога пришлось пригвоздить к кресту, чтобы он смог стать их спасителем, а потом христиане обвинили этого человека в том, что это произошло из-за него.
Я думал, им следовало бы почитать его как святого, а вместо этого они поносили его как предателя.
— Иуда, — повторил я, довольный, что вспомнил это имя.
Мальчишка, который раньше был моим сыном, поколебался, а потом кивнул.
— С этого дня, — заявил он близнецам, — меня будут звать отец Иуда.
— Ты не можешь называться… — начал Цеолнот или Цеоберт.
— Я отец Иуда, — отрезал он.
— Ты будешь отцом Утредом! — закричал на него один из близнецов, а потом указал на меня:
— У него здесь нет никаких прав! Он язычник, изгой, ненавидимый Господом!
Он качал своим пальцем, едва в состоянии говорить, но потом сделал глубокий вздох, закрыл глаза и воздел обе руки к темному небу.
— Боже, — возопил он, — да падет твой гнев на этого грешника!
— Накажи его! Порази его болезнью и ниспошли мор на его урожай! Покажи свою силу, о Господи! — его голос превратился в вопль.
— Во имя отца, и сына, и святого духа, я проклинаю этого человека и весь род его.
Он перевел дыхание, а я стукнул Молнию коленями, и громадный конь продвинулся на шаг ближе к напыщенному глупцу. Я был так же зол, как и близнецы.
— Прокляни его, о Господи, — вопил он, — и в милости твоей великой низвергни его! Прокляни его и весь род его, пусть они никогда не познают благодати! Окуни его, Господь, в мерзость, боль и горе!
