У призраков, созданных местью, один из двух выходов: либо получить немного удовлетворения и частичное отмщение, или шататься, жаждая его, пока энергия не закончится. У большинства духов нет постоянных доноров энергии, таких как я для Билли Джо, поэтому с течением времени они исчезают, становясь всё менее и менее сильными до тех пор, пока от них не остаются только голоса, и те, наконец, уходят куда-то, куда отправляются все призраки. Я чувствовала, что некоторые в этой толпе истощены, в то время как другие настолько сильны, словно умерли вчера, что, скорее всего, было именно так. Это было вызвано тем, что это место, по крайней мере, в течение многих десятилетий, если не в течение многих столетий, использовалось для пыток и накопило темной духовной энергии достаточно, чтобы даже не обладающий сверхъестественным чутьем мог ощутить ее. Я очень сомневался, что хоть кто-нибудь — независимо от того насколько он был невосприимчив к призрачному миру — сможет войти в эту камеру пыток и не почувствовать сильной дрожи.
Я озиралась, но здесь кроме меня и хора голосов никого не было. Я не знала, что мне с этим делать. Обычно мои видения проявляли себя очень предсказуемо: они прибывали, сшибали как товарняк и уезжали; я кричала и вырывалась из них. Но в последнее время, мои психические способности расширялись в новые вызывающие тревогу области, и потому я испытывала обиду на вселенную, решившую изменить правила. Тем более, если уж мне пришлось провалиться куда-нибудь, я точно не выбрала бы это место. Холодный поток хлестал меня по лицу — они беспокоились.
— Что вам надо? — Просто прошептала я, но можно было подумать, что я взяла палку и разворошила осиное гнездо. Огромная масса призраков спустилась ко мне одновременно так, что я отмечала лишь вспышки цвета, изображений и рева в своих ушах, как если бы ураган пронесся по коридору.
— Остановитесь! Прекратите немедленно! Я не понимаю вас!
Я отступала к стене и, только просочившись сквозь нее, поняла, что у меня нет тела, по крайней мере, материального. После секундного шока я узнала камеру пыток, в которой была прежде, но в этот раз в ней находились лишь жертвы. Я встала, сделала несколько пробных шагов вперед и почувствовала себя более уверено. Мои ноги не проваливались сквозь камень, как я сначала ожидала, и я увидела свою руку. К счастью, она была моей, а не Томаса; хотя бы моя душа знала, какое тело было моим по праву. Я потрогала ее, и она оказалась твердой. Я могла прощупать свой пульс. И я дышала. Но, несмотря на это, ни один из заключенных, казалось, не видел меня.
