— Томас, есть минутка?
Я не ожидала, что он услышит меня сквозь музыку, которую ди-джей ставил так громко, что ломило уши, но он кивнул. Я не думала, что находясь здесь, он может каким-нибудь образом оказаться в курсе происходящего. Пока мы пробирались через толпу, я удостоилась злобного взгляда от женщины с фиолетовыми дредами и черной помадой на губах за то, что умыкнула главную достопримечательность. А может ей не угодила моя футболка со смайликами или не понравились сережки. На работу в клуб я старалась одеваться, как готы, или настолько приближенно к ним, насколько могла себе это позволить, чтобы не выглядеть слишком ужасно — рыжеватым блондинкам не очень идет черный. Я быстро уяснила, что никто не воспринимает всерьез гадалку, у которой одежда пастельных тонов. Но в выходные дни я имела полное право выглядеть, как мне нравится, а не так будто иду на похороны. Моя жизнь и так была достаточно безрадостной без всяких ухищрений.
Мы поднырнули под барную стойку и зашли в подсобку. Там было тише, ровно настолько, чтобы мы могли услышать друг друга, при условии, что будем стоять достаточно близко и кричать. Но мне трудно было определить, что сказать Томасу, не столько из-за шума, сколько из-за выражения его лица. Как и я, он рано оказался на улице. И в отличие от меня у него не было ничего, чтобы выставить на продажу, кроме себя. Мне не нравился взгляд, который появлялся в его глазах всякий раз, когда я задавала вопросы о его прошлом, поэтому я старалась избегать их, ну или, в крайнем случае, переводить разговор на нейтральные темы. У большинства уличных детей есть такая история, в которой все сводится к тому, как ими воспользовались, надругались над ними и выбросили как старый хлам. Я думала, что помогу ему, позволив жить в моей гостевой комнате и обеспечив для разнообразия постоянной работой, но получение доли гнева Тони, было слишком высокой ценой за шесть месяцев стабильности.
Наши отношения были не достаточно близкими, чтобы помочь мне проинструктировать Томаса как обезопасить себя, и чтобы это не выглядело так, будто я бросаю его. Отчасти проблема была в том, что никому из нас не нравилось откровенничать, а не способствовало этому довольно грубое начало наших отношений. Ночью, когда он переселился ко мне, я, выйдя из ванной, обнаружила его обнаженное тело, развалившееся на моей кровати. Его волосы расстилались подобно чернильному пятну на моих белых простынях. Я стояла там, сжимая свое полотенце с Вини-Пухом и глазея на него в то время, как он вытянулся как тигр на моем пуховом одеяле во всем великолепии лоснящихся мускулов и пластичной грации. Он был полностью раскрепощен, и я могла увидеть почему; он точно не походил на страдающего от недоедания уличного мальчугана. Я никогда не спрашивала, сколько ему лет, но думала, что он моложе меня, и уж точно слишком юн, чтобы иметь тот специфический взгляд в его глазах.
