— Вампиров не бывает, — с ответной улыбкой сообщила она.
— Попробуй сказать это моему семейству, — отозвался Миклош, увлекая Катрину за собой по улице. — А теперь почему бы нам поскорее не покинуть это мерзкое местечко и всех типов, засевших в том баре?
— Значит, ты собираешься завести меня в темный переулок, выпить мою кровь и бросить там мое бездыханное тело? — шутливо осведомилась Катрина, теснее прижимаясь к спутнику. Летний вечер нельзя было назвать прохладным, однако ветер оказался непривычно свеж.
— Я предпочитаю не афишировать своих намерений, — ответил Миклош. — Кроме того, знаешь, как нелегко отстирать белую ткань от крови? Мне этот костюм, между прочим, очень нравится.
— Он на тебе божественно сидит, — ляпнула Катрина вслух то, что пришло ей в голову, едва только она впервые увидела этого человека.
— Что ж, моя душа уже горит в аду, так что ее участи не изменит и божественный костюм, — отозвался Миклош, почти не задумываясь над тем, что только что сказал правду, которой никогда прежде не произносил вслух.
И сказал так легко, непринужденно, не допуская мысли, что Катрина может его не понять. Не сознавая даже, что говорит с ней так, словно и сама она не принадлежит к смертным.
Девушка в ответ только рассмеялась.
Миклош беззвучно вздохнул с облегчением и мысленно выругал себя за эту промашку. Зачем он это сказал? Как намерен он поступить с Катриной? Они просто идут по улице в Сохо, словно… словно обычные люди. Точнее, словно он — обычный человек. Не охотник и добыча, не хищник и жертва — вовсе нет. Они просто гуляют вместе, как гуляют тысячи мужчин и женщин. И Катрина смеется над ним и говорит, что не верит в вампиров.
Быть может, она точно так же не верит ни в рай, ни в ад. Для современных людей это норма. Если же кто из них и верит в Бога, то делает это неправильно, неуклюже и бестолково.
Столетия мук и терзаний, величайший стыд и грех Миклоша — все это смех Катрины смыл бесследно, словно ничего такого и не было. Словно ничего такого и быть не могло.
И Миклоша это нисколько не волновало. Смех девушки превратил его вековую боль в нечто… комичное. Терпимое. Миклош подозревал, что его откровенное высказывание прозвучало и впрямь комично.
Он — заблудшая душа. Без преувеличений. По крайней мере, именно так называют это смертные. На самом деле его душа, как и души всех его собратьев, нигде не «заблудилась». Миклош совершенно точно знал, где она сейчас. В аду, где владычествует Люцифер.
