— Не знаю, по общественной ли? А мне клеветать нет резону! Не захочу, к себе во двор не пущу! Тебя, дурачка, жалко. Пока ты возле нее крутишься, Яшка свое возьмет. Не ахти красавец, зато поученей тебя, половчей и партейный. Ей с ним, поди-ко, куда проще: станут вместе на верхи пробиваться. А у нас она чего забыла? У нас ведь робить надо…
Тоня однажды спрашивала, почему это живут два товарища в одном переулке, работают на одном заводе, даже в школе сидели на одной парте, а вот настоящей дружбы у них нет, оба не схожие.
Тогда Корней объяснил это просто: дескать, не единым хлебом питались. Имел он в виду, конечно, не хлеб, а ту сторону материальной жизни, которая будто бы развивает способность приспосабливаться. Незадолго перед этим он прочитал кое-что у Дарвина. Впрочем, доказать Тоне, как и для чего «приспосабливается» Яков, он так и не мог.
— А мне кажется, — сказала Тоня, — идут по дороге двое, один из них шагает быстро, круто, у него до цели долгий и трудный путь, а другой топает за ним вразвалочку, ему спешить некуда.
Действительно, он, Корней, никуда не спешил, для него многое было уже создано руками матери, — «фундамент жизни», как утверждала Марфа Васильевна, — и лишь бы он, сын, продолжал его надстраивать и не тратил времени попусту.
Окончив вместе с Яковом косогорскую неполную среднюю школу, Корней сделал передышку. Она затянулась почти на пять лет. Между тем, многие косогорские парни, его одногодки, поразбрелись: одни в техникумы, другие на стройки и на большие заводы, иные успели жениться и уже растили ребятишек. Яков два года подряд, работая на заводе, ездил в городскую среднюю школу, получил аттестат зрелости и, опять-таки, не остановился, махнул дальше, в институт. Однако же ни одному бывшему однокашнику Корней не завидовал, а только Якову, потому что по нему измерял самого себя.
— Да уж, у нас робить надо, горба не жалеть, — повторила Марфа Васильевна с некоторым даже достоинством, — бегать по чужим делам и хлопотам недосуг. Ты полагаешь, твоя пташечка об этом не соображает? Уж как бы не так! Иначе тебя давненько обула бы! Ты ведь увалень. Ей-богу! Кто ж тебя разберет, в кого ты такой уродился? Схватился за один подол и никак тебя от него не оторвешь.
— Ты несправедлива к ней, — осторожно сказал Корней. — Конечно, Яшка меня обогнал, пока я тут с домашними делами чухался, но переманить Тоньку ему не удастся.
— Ишь ты, какой уверенный!
— Я все же на ней женюсь…
