А потом Кикаха решил, что Анане лучше не знать об этом… если только она еще жива.
Испытания подошли к концу. Вождь и шаман пропели по очереди священную песню посвящения, а затем начался всеобщий праздник. Люди объедались до такого состояния, что не могли двигаться.
Отправляясь спать, Вергенгет сказал, что Кикаха должен взять себе жену из числа избранных для этого женщин. Пять девушек племени, достигших брачного возраста, заявили о своем желании получить его в мужья. Теоретически женщина могла отвергнуть притязания любого поклонника. Однако в реальности все происходило немного иначе. Потребность в воспроизводстве племени вынуждала женщин выходить замуж сразу после достижения зрелости. Если девушке везло и за ней увивались несколько поклонников, она имела неоспоримое право выбора. Но обычно ей доставался тот, кто просил ее руки.
Такое же давление оказывалось и на мужчин. Даже если юноше не нравилась ни одна из доступных женщин, ему все равно приходилось выбирать себе жену из предложенных кандидаток. Эти жесткие меры позволяли поддерживать численность племени на должном уровне.
Две из пяти невест выглядели довольно мило. Одна из них, красивая и озорная бесстыдница, буквально сочилась соком переполнявшей ее страсти. Всем своим видом она давала понять, что если кого и надо брать в жены, так только ее. Конечно, она ожидала чего-то лучшего, но раз уж вождь просит… Хотя, по словам Вергенгета, все пять девушек пылали к Кикахе безудержной любовью.
Будь его воля, Кикаха выбрал бы себе женщину, с помощью которой ему пришлось доказывать свою мужскую стать. Но ему одолжили ее лишь на время церемонии, и, если бы Кикаха осмелился искать повторной встречи, муж этой женщины стал бы его заклятым врагом.
Однако уже сейчас женщина Шима начинала создавать проблемы. Она сказала Кикахе, что хочет еще раз вкусить его любви. Но им не удалось бы сделать это незаметно. Уйди они в лес, половина племени прибежала бы следом, чтобы в нужный момент помочь советом и подбодрить задорным хохотом.
Впрочем, он бывал и не в таких переделках.
Кикаха задумался. Посреди стана на высоких столбах возвышалась смотровая площадка, на которой мелькала фигура дозорного. Еще один наблюдатель сидел на вершине гигантского дерева. Остальные тана храпели под своими навесами. В этот миг Кикаха мог бы открыть ворота и убежать в лес. Пока дозорные разбудят племя, он углубится в чащу, и тогда им уже никогда не поймать его — особенно после такого обжорства.
