– Вы это же могли бы сказать и Марии-Терезии?
– Помните историю? Она была счастлива? Отнюдь, пережила столько унижений, все время была на заднем плане и терпела выходки королевских фавориток. Но у нее не было выбора, инфанта должна выходить замуж только за короля или принца. Либо в монастырь. А у Мари выбор есть, она может выйти замуж по расчету и быть любовницей своего Луи.
Если честно, я смутилась, пробормотав:
– Вы так легко об этом говорите…
Арман рассмеялся:
– Анна, и это говорите вы, на чьей совести разбитые сердца сразу трех Карлов?
– Во-первых, разбитое сердце вовсе не означает постель, во-вторых, что мне оставалось делать?
Пока я говорила, Арман разглядывал меня с откровенным веселым любопытством:
– Неужели не стали любовницей?
– Нет, я дорожу собой и свою близость просто так не дарю!
– Рад слышать.
Теперь бормотал уже он. Арман смущен? Такое редко бывает…
– А можно узнать условия, на которых вы эту самую близость дарите?
Я вдруг сообразила, что вообще ни с кем не переспала в этом XVII веке ни в прошлый раз, ни в этот. Кроме разве своей любви Людовика де Меркера, но это действительно любовь.
Я так Арману и ответила. Он посмотрел как-то странно, но не съязвил.
– Значит, любовь… Я это учту.
Где это он учтет?
Глядя вслед лошади, уносившей Армана от Бруажа, я уже не так горевала.
Следом за Мари я вернулась в Париж. Все равно ничего не исправишь, Арман прав, следовало привыкать к той жизни, которая вокруг, и находить в ней свое наиболее удобное место. Очень хотелось поговорить с Мари, расспросить, как ей удавалось столько лет устраиваться, как она выходила из положения, когда поняла, что вернуться невозможно.
Я бы даже не стала интересоваться, почему она предала меня, завесив гобеленом стену в моей комнате, знала, что она скажет, мол, хотела как лучше. Может, и правда хотела, Арману же все равно, на какой стене эту самую дверь открывать?
Париж встретил мокрым снегом и пронизывающим ветром. Зима и в XVII веке зима. Снег быстро таял, превращаясь в грязные лужи, без портшеза и шагу не сделаешь, чтобы не намочить ноги и не испачкать весь подол платья. Во дворце в такую погоду даже перед камином неуютно. Не умели эти древние делать окна и двери без щелей, а на сырых сквозняках уютно не бывает.
В городе заметно убавилось населения, многие лавки закрыты, даже на улицах тише. Это неудивительно, потому что короля нет в Париже, двора нет в Париже, всех, кто обслуживает королевскую семью и двор, а также множество прихлебателей или просто жаждущих получить должность или награду, тоже нет в Париже. Все двинулись за королем на юг.
