. Э. Л. Трикоз в диссертации, посвященной метаязыковому сознанию образованного носителя языка второй половины XIX в., замечает: «Активное использование средств метаязыковой рефлексии связано с раскрепощением говорящего в своей речевой деятельности, что обусловлено определенными общественно-политическими, социальными и культурными переменами» [Трикоз 2010 б: 54].
Видимо, правы исследователи, которые говорят о высокой активности метаязыковой рефлексии в дискурсе современных СМИ и связывают эту активность с усилением личностного начала в публичной речи, что, в свою очередь, обусловлено либерализацией общественной жизни [Вепрева 2005; Кормилицына 2000 б]. Однако не следует воспринимать данный тезис как бесспорный для всех случаев[8] Во-первых, метаязыковые комментарии в текстах были регулярны и в советский период, и не только в произведениях художественной литературы, но и в прессе (см. многочисленные примеры в работах Б. С. Шварцкопфа)[9]. А во-вторых, далеко не все метаязыковые комментарии, которые продуцирует говорящий, обязательно суть знаки свободомыслия. К метаязыковым рассуждениям часто склонны люди, стоящие на консервативных, охранительных позициях в социальной жизни[10] и / или проповедующие пуристские взгляды по отношению к развитию языка – их комментарии трудно назвать «поиском выхода за рамки заданного». Вместе с тем, носитель языка, придерживающийся прогрессивных взглядов, может не иметь личной склонности к метаязыковому комментированию. Так, в текстах «консерватора» М. Загоскина метаязыковые комментарии более часты и подробны, чем, например, в произведениях А. Пушкина. Многие специалисты указывают на существование склонности, предрасположенности к метаязыковой рефлексии, которая свойственна разным личностям в большей или меньшей степени [напр.: Ляпон 1992: 76; Гаспаров 1996: 18; Ростова 2000: 67 и др.]. Наблюдения показывают, что метаязыковая рефлексия в той же мере свойственна консерваторам, в какой и либералам, она характерна для свободно мыслящей личности и для индивида, скованного социальными условностями и взвешивающего каждое слово.
В понимании природы рефлексии важную роль играет установление соотношения сознательного и бессознательного в метаязыковой деятельности. Если для одних специалистов рефлексия есть «документ бдительности нашего сознания вообще, активности ума» [Хлебда 1998: 65], то другие считают, что даже автоматическая речевая деятельность «предполагает активное отношение к средствам языка, как бы механически ни совершался этот отбор средств на практике» [Винокур 1929: 86]. Видимо, языковое сознание способно к различным видам контроля: полностью сознательному, который может выражаться в вербальных формах, и к подсознательному. Р. О. Якобсон считал, что «активная роль метаязыковой функции… остается в силе на всю нашу жизнь, сохраняя за всей нашей речевой деятельностью неустанные колебания между бессознательностью и сознанием» [Якобсон 1978: 163–164]. О протекании рефлексии на бессознательном уровне пишет целый ряд исследователей [Божович 1988: 73; Дуфва, Ляхтеэнмяки, Кашкин 2000: 81; Рябцева 2005: 535; Голев 2009 а: 12; Шмелёв 2009; Ким И. Е. 2009 и др.].
