— Нигде не ел.
— Ну и болван. Тому, кто в рясе — какой смысл блюсти диету? — Он подошел к столу и принюхался к сигарете. — Залежались они тут у тебя.
— Слушай, у нас тут есть магнитофон у кого-нибудь?
— Тут леденцов-то днем с огнем не сыщешь. А ты — магнитофон… Зайди в лингафонный кабинет, так будет надежнее.
— А ключ у кого? У президента?
— У дежурного. Тебе он нужен сегодня вечером?
— Да. — Каррас развесил рубашку на стуле. — Где же его теперь искать-то?
— Могу принести.
— Серьезно? Слушай, как я был бы тебе благодарен…
— Ладно, ладно, ваше колдовское преосвященство, пошел я.
Дайер открыл дверь и вышел из комнаты.
Каррас принял душ, переоделся и подошел к столу: рядом с новой пачкой “Кэмела” здесь уже лежали два ключа с бирочками: “Лингафонный кабинет” и “Холодильник столовой”. Под вторым торчала записка: “Пусть ты, лишь бы не крысы”. Каррас невольно улыбнулся, увидев подпись: “Леденюшкин”, — быстро сдвинул все это в сторону и положил перед собой часы. Без двух минут одиннадцать он сел за чтение, в пятом часу утра встал из-за стола. Фрейд и Мак-Касланд, “Сатана” и Остеррайх… В глазах саднило от дыма, пепельница была наполнена до краев. Он растер лицо ладонями, подошел, пошатываясь, к окну и, распахнув ставни, жадно втянул в себя влажную утреннюю свежесть. В том, что у Риган был синдром одержимости, сомнений теперь не оставалось. В каждой из книг описания повторялись: во все времена и у всех народов симптомы были одни и те же. Некоторые из них у Риган еще не проявились: стигматические знаки, тяга к несъедобной, омерзительной “пище”, нечувствительность к боли, частая, неодолимая икота. В остальном был полный комплект: непроизвольное мышечное возбуждение, зловонное дыхание и обложенный язык, общее истощение организма, вздутый живот, раздражение кожи и слизистых оболочек.
Налицо были и два основных, по Остеррайху, признака одержимости: резкие изменения внешности и голоса, а также стремление “новой” личности к независимости и самостоятельности.
Каррас поднял голову, вгляделся в предрассветный пейзаж: даже отсюда, сквозь густую паутину ветвей, можно было увидеть широкое окно спальни Риган… “Новая” личность ведет себя доброжелательно лишь при “добровольной” одержимости, как у медиумов. Он вспомнил историю о Тие, женском духе, ежедневно вселявшемся примерно на один час в тело мужчины, скульптора. Все было очень мило до тех пор, пока друг его не влюбился в Тию и не стал умолять скульптора отдать ей свое тело навеки… “Нам бы такую Тию…” — подумал Каррас. Но нет, существо, вселившееся в Риган, вело себя злобно и агрессивно; похоже, это был типичный пример бесовской одержимости, когда “новая” личность, подавляя “старую”, пытается разрушить тело и, как правило, добивается своего.
