Мирон полуоборотился ко мне и принял свою обычную вольготную позу.
— Иль он не ел еще? — сердито спросил он, мотнув головой в сторону усадьбы.
— Кто?
— Да барин!.. господин Марков. Ах, уж и пес же! Человека видеть не может, чтоб не облаять!
— Злой, что ли, очень?
— Да не злой, добрый; в морду ежели кому даст — сейчас трешку вынимает, ей-Богу! Водкой, бывает, поит, вот что! Карахтер только такой ругательный. Ину пору такое загнет, что ах ты, Господи: дух из человека словом вышибить может… большого выражения господин!
В голосе Мирона сквозило почтение.
— А когда мы до Чижикова доберемся? — спросил я, невольно усмехнувшись.
— До Мартьяновки? Да тут верстов пятнадцать всего!
Я вынул часы. Мирон тоже заглянул в них.
— Это сколько же теперь времени?
— Семь.
— Ну вот и по солнышку столько же выходит!.. предоставлю в плепорцию! Э-эй вы, знаменитые! — и он принялся нахлестывать коньков.
Дорога вилась лиственным лесом. Он царственно окутался в золото и пурпур, и синева небес над ним казалась еще бездоннее, еще удивительней. Было свежо. В воздухе, как снежок, плыли белые паутинки.
Лес — это грезы земли… Ей снятся мрачные и светлые сны и тихо, будто туманы, вырастают шатры елей, кудри берез, зовущий в небо тополь.
Лес — место выхода подземных сил. Вот почему он страшен и загадочен для человека, давно оторвавшегося от этих сил…
Голос Мирона вернул меня из хоровода отрывков мыслей, неясных грез и Бог весть чего-то прекрасного и светлого, что, как гашиш, опьяняет всегда путешественника.
— Эва, Мартьяновку видать! — возгласил он, нацелив вперед заскорузлым перстом.
Лес кончился. За небольшим оврагом, на дне которого блестел ручеек, начинались бесконечные поля, частью уже перепаханные, частью отдыхавшие под паром. Они, как приподнятая за два угла пестрая турецкая шаль, подымались к горизонту, и на самом гребне белел среди совершенной пустыни дом, сразу отметный по своей стройке. Из-за него показывало желтый купол какое-то огромное дерево; больше кругом не виднелось ни кустика.
Я изумился; старина любила окружать себя густыми садами и парками, и отсутствие их вокруг такого истинно барского дома казалось непонятным.
— Что ж, он так спокон веку и стоял на юру, как голый в бане? — спросил я.
— Зачем? парк кругом дому раньше был, огромаднеющий. Вырубил его господин Чижиков.
— Для чего?
— Вот те здравствуйте, для чего! Для виду! Ишь, теперь дом за сто верстов со всех сторон видать! Что толку в лес-то лезть? Едешь, бывало, мимо и не миганет оттоль ничто; не знай, леший ли там, или живая душа! А теперь всякий видит — господин Чижиков проживает в свое удовольствие! Опять же липа в парке была хороша: сколько он за нее с токарей денег снял?
