Но Рути знает, что сейчас никто не ведет. Дядя в плаще – вот кто вожак, и он хочет, чтоб они спустились к подножью. Он так смотрит на нее – по-доброму, но будто может немножко рассердиться. Надо быстро. Скорей-скорей! Ни на что не отвлекаться. Такие правила. Они идут через лужайку, мимо столов, где рисуют на лицах, мимо жонглеров и пчел, танцующих за стеклом, и Рути понимает, что маме-то, в общем, туда и не надо совсем. Только ей.
Ей смутно кажется, что у дяди под плащом есть для нее подарок. Сюрприз – маленький, хрупкий, как музыкальная шкатулка, но если ее открыть, она, как кроличья нора, поведет вниз, и внутри там все, все, что она только пожелает: наклейки, драгоценности, книжки, куклы, туфли на каблуках, ручные зверки, ленты, кошельки, пуанты, грим. А подарок еще и в том, что не нужно ничего выбирать. Там столько особенных и красивых вещей, и она хочет их все – и все они станут ее, и не будет больше этого безумного чувства: когда они приходят в «Таргет», и ей «Голова Барби – Принцессы острова. Для причесок», нужна так сильно, что, кажется, ее сейчас стошнит. Вот какой у дяди сюрприз. У дяди для нее подарок, и когда она его откроет – станет добрейшим и самым везучим человеком на свете. И самым красивым. Не понарошку, а по правде. Не шутка. Дядя – друг ее родителей, он принес ей подарок, так иногда делают друзья ее родителей из Нью-Йорка или Канады. Пусть дядя будет такой, она хочет, чтоб он стал похож на знакомого. Она спрашивает:
– Мама, а мы знаем вон того дядю или нет?
Мама отвечает:
– Вон того, с гитарой за спиной?
Да нет же, она все испортила. Нет у него никакой гитары.
Рути не видит, о ком говорит мама и почему вдруг у нее голос такой тихий.
– Ух ты, – шепчет мама. – Это же Джон К. Райлли. Забавно. У него дети, наверное, сюда ходят. – Потом она вздыхает и говорит: – Наверняка. – Смотрит на Рути странно. – Знаешь, кто такой Джон К. Райлли?
– Кто такой Джон К. Райлли? – переспрашивает Рути, но лишь маленькая ее часть разговаривает с мамой, а все остальная она думает о сюрпризе. Дядя уже отвернулся, и ей теперь видно только его плащ цвета ночи. А вдруг он уже не даст ей подарок? Мама все испортила, точно.
– Это человек из кино. Из взрослых фильмов.
Самый любимый у Кейт тот, где он играет высокого грустного полицейского – такой он там милый. Разговаривает сам с собой и весь день ездит по городу один под дождем. Прямо хочется дать ему полотенце и обнять. Что-то, конечно, в том фильме было не то – черная женщина в наручниках, жирная, крикливая, а еще то, что мальчишке пришлось вжарить рэп, но Джон К. Райлли сам по себе тут не виноват. Он просто делал свое дело. Играл роль. Даже те неловкие сцены пронизаны его обаянием. Его скромным великолепием! Под бугристой сенью его лба. С его большой головой, полной добрых мыслей и дурашливых шуток. Представить только: сидишь рядом с ним на родительском собрании или на вечере в честь начала учебного года! Она упустила возможность. Вот уж и он, и гитара его исчезают в соснах за парковкой.
