А теперь у тебя ребенок, которого тебе так не хватало для полной жизни, сама говорила. И муж не возражал против чуда, он даже не потребовал анализа, чтобы узнать всю правду о тебе, о твоих делишках. Твоих проступках. Твоих каверзах. Вместо этого вы живете тут счастливой семьей, которую я сейчас отыскал и пришел попросить кое-что взамен. Ну да, что ты пялишься, дорогая, за такие вещи всегда надо платить – что сделано, то сделано, а теперь время пришло.
Мне нужно всего ничего. То есть буквально – ничего: чтобы отныне вообще ничего не менялось. Я хочу, чтоб ты знала: мне известно, где ты, кто ты и кем ты стала. Ты вовсе не развелась «со временем», как расписывала мне, не начала собственную новую жизнь в другом городе, куда я мог бы однажды приехать к тебе, когда «вырасту», как ты это называла, – ох, как же я верил твоим словам. Этой отраве, лившейся из твоих красивых губ мне в уши, когда я обнимал тебя, мечтая о таком дне. А он не пришел, никогда не придет, ты всегда прекрасно это знала, ты держишься за своего мужика – почему бы вам не ладить, ты же никогда не собиралась бросать его, оставаться одна, ты хотела только добавить ребенка для комплекта и жить долго и счастливо. Моего ребенка… ребенка, которого ты от меня получила, а я даже не подозревал. До чего умно, до чего ловко и умно сделано. И почти безупречно, план был просто безупречный, да кто ж знал, что моя сестра – мелкая тупая сестрица, сроду ее не любил, всегда думал, что она слегка того… с задержкой в развитии, – кто ж знал, что она все-таки закончит курс и пойдет работать прямехонько к твоему врачу в городе? Ты считала, что не оставила следов, но бумажки есть бумажки, они-то никуда не деваются, и в один прекрасный день она сунула нос в папку и прочла, что твой муж, тот самый, кого я так хотел уделать, ненавидеть и презирать был готов, – что он пустышка, ни на что не годен. Сестрица нашла это любопытным и как-то раз ни с того ни с сего ляпнула за ужином мне и моим домашним. Все наши очень тепло тебя вспоминали, жалели, дескать, как грустно и странно, такая милая женщина, так помогала нашему сыну… но я-то сообразил, да? Тут же понял – ты использовала меня, чтобы забеременеть, а потом испарилась, пряча свой секрет от всего света. И от меня. От того, кто хотел стать для тебя всем, а был только пешкой. Жалкой маленькой пешкой в твоей грязной и жестокой игре в любовь.
Но дети растут, боженька их благослови, тянутся вверх и начинают делать собственные шаги, о которых иногда не знают даже их родители. Так я встретил твою дочь, твою принцессочку, в интернете, и мы с ней подружились. Там самое место таким, как мы – ты и я, – врунам, хвастунам, призракам этого мира. Отличное место, чтобы прятаться под маской, так я и сделал – теперь я симпатичная девчонка-подросток по имени «Саманта», а кудри у меня, как золотая пряжа, живу в Техасе, нас в семье пятеро, у меня есть пес «Булька», а парня моего зовут «Кори» – да-да, я взял имя твоего мужа, я же знал, что это решит все дело, твоя дочь сразу настрочила: «Так моего папу зовут! Ржунимагу!» Да, теперь она моя хотя бы на пару часов, мы с ней болтаем и мечтаем о том, чтобы вместе учиться в колледже, а то и дальше. Как это прекрасно, сколько смеха и радости – и ни капли грязи типа твоего вранья, ни капли уродства типа твоего поступка со мной. Нет. Это прекрасно и должно продолжаться, обязательно должно, хотя пару дней назад ты серьезно ограничила ей время в сети… когда ты уходишь, она заскакивает на минутку в чат и жалуется, так что я все знаю. Но ведь ты не запретишь ей дружить с «Самантой», не правда ли? Конечно, нет, иначе все раскроется. Понятно? Все от начала до конца. Я уничтожу тебя, твой уютный сказочный мирок, если ты запретишь ей со мной «видеться». Конечно, в реале я никогда с ней не встречусь и не буду ничего рассказывать, однажды она остынет ко мне… что ж, так тому и быть, как говорится, я все понимаю, против судьбы не попрешь. Кисмет. Карма, пусть и не мгновенная, но ее не изменишь, можно только принять. Однако тут не ты решаешь, так что не лезь, и я не полезу. Такой уговор. Такова цена, дорогая моя. Конечно, это твоя дочь, но сейчас она моя тоже – и останется моей. Пока я могу ее удержать, она будет моя. Моя, моя, моя.
