Каждый день он шнырял со щеткой по техническим лазам под крышей, чистил дымоходы и вентиляцию, протирал каждый клапан черных легких старого здания, где вяло учились мальчики. В подвале помешивал деревянным веслом их белье в чане с кипятком и щелоком, и порой, складывая чистую одежду, переодевался в чью-то форму, надевал даже майку с трусами и фантазировал о жизни, которую сам когда-то вел. Валяясь на стопке сложенных одеял, теребил член сквозь материю чужих брюк, курил отсыревшую сигарету, которая часто шипела и гасла из-за влажности в прачечной. Сжимая пальцами свое нежное горло, пытался глотнуть – чтобы ощутить напрасную борьбу Рапунцель за глоток воздуха в последние минуты жизни. «Я хуже того пирата, – думал он, вспоминая ее отрезанный язык. – Как мне жить с самим собой?» Он сильнее пережимал рукою горло, представлял, как жизнь покидает его, представлял себе мертвого Акселя и живого Беспалого, преступника, злодея Беспалого, – и он сделал Дезире предложение в рое сердитых пчел, глядя в ее лицо, закрытое плотной сеткой, спадавшей с широких полей черной шляпы до самых ног. Кольцо с рубином он украл накануне вечером у жены директора школы, пока та принимала ванну; она его надежно спрятала в антикварную шкатулку с выскакивающей балериной, которая уже не выскакивала. Аксель потеребил зубец на крышке, пробуя починить балерину, но тут же услышал соблазнительный плеск – вымытая жена директора вылезала из ванной.
– Смотри больше не урони его с пальца, – сказал он Дезире, то ли забыв, как было дело, то ли надеясь, что она не помнит его неудачное предложение на чертовом колесе. Дезире простила ему эту маленькую ложь – первое из тысяч прощений, которые, чувствовала она, ждали своего часа, застряв у нее в зубах, как тупая боль.
Хотя Дезире и Миранда прибыли к часовне далеко за полночь, Аксель ждал. Сидел, скрестив ноги, на бампере ржавого «вольво», припаркованной прямо у входа под розовым заревом неоновых неразлучников, и из-под коротких брюк его смокинга – они словно уровень паводка отмечали – торчали разноцветные носки. Смокинг желтый, как одуванчик, – он взял напрокат в часовне вместе с манишкой и другими причиндалами.
– Он не должен видеть меня в этом кресле, – сказала Дезире, и Миранда бросилась вперед, крича и махая руками:
– Плохая примета! – вопила она. – Нельзя смотреть на невесту в свадебном платье! Иди вон туда!
Аксель послушался. Ушел в кабинет пастора, чтобы не видеть невесту, а жена пастора помогла Дезире войти в часовню, пока Миранда прятала кресло в кустах пионов на автостоянке. Жена пастора усадила Дезире на переднюю скамью.
