Казалось, Куки не могла отвести глаз от фотографии, как это бывает с теми, кто оказался свидетелем автокатастрофы. Мне не нужно было смотреть на снимок еще раз – я и так знала, какой кошмар там запечатлен. Он въелся мне в мозг с той самой минуты, когда я увидела фото.
Веревки. Кровь. Синяки. Стыд.
Наконец Куки заговорила, так и не убрав ото рта руки:
- Это… - Ее голос сорвался, и перед тем, как попробовать еще раз, она тяжело сглотнула. – Это Рейес?
- Да.
Закрыв глаза, она прижала фото к груди, будто хотела утешить Рейеса. Защитить. Я заметила, как блеснул след от слезы, скатившейся по ее щеке.
- Господи, Чарли… Ты мне рассказывала, но…
- Знаю. – Я крепко обняла ее за плечи одной рукой.
Куки погладила меня по руке и прижала ее к себе, рядом с фотографией.
Я дала ей время переварить увиденное. Взять себя в руки.
Насколько я знала, фотография была своего рода трофеем. Ким, сестра Рейеса, рассказывала, что Эрл Уокер делал снимки, а потом прятал их в стенах везде, где они жили. Переезжали они постоянно, так что таких мест могут быть десятки. Ким говорила, что этими фотографиями Уокер шантажировал Рейеса, чтобы держать его под контролем. Может, и так. Хотя я лично склонялась к мысли, что для Уокера они были скорее сувенирами на память о том, что он творил. Однако я в упор не понимала, зачем он прятал их в стенах. Если снимки на самом деле были трофеями, то почему он не забрал их себе? Зачем оставлять их там, где их могут найти (как это случилось с мисс Фэй) и использовать против него?
И тут меня осенило: наверняка ни на одной из фотографий самого Эрла нет. Потому что Эрл фотографировал Рейеса.
Мне казалось, что снимок, который дала мне мисс Фэй, Уокер сделал специально, чтобы утопить Рейеса в стыде. Что именно это и было его целью. На фото Рейес был связан, с повязкой на глазах, но все это не помешало мне сразу его узнать, потому что такой красоты на свете больше нет. Спутанные темные волосы. Чувственные губы. Гладкие, текучие, четкие линии татуировок на плечах и руках. Веревки, впившиеся в плоть и открывающие раны, которые, казалось, только-только начали заживать. На фото ему было около шестнадцати. Лицо отвернуто в сторону, губы плотно сжаты от унижения. На шее и ребрах – огромные черные синяки. Руки и торс покрыты длинными глубокими порезами. Заживающими и свежими.
Мне никогда не удастся стереть из памяти это фото, поэтому я уже всерьез начала задумываться о том, чтобы подвергнуть свои мозги электрошоковой терапии. По крайней мере, стоило бы попытаться. И все-таки я сохранила снимок. По сей день понятия не имею, почему не сожгла его, как только увидела.
