Как и что должно было сложиться у Лёвки, я не знал. Предположения гудели в голове пчелиным роем, одна идея вытесняла другую, одно объяснение сменялось десятком иных. Я ждал. Две недели. Но Лёвка не появлялся. Я ходил по его приятелям, заглядывал в пивную, где Лёвушку знали все, вплоть до жившей под стойкой бара морской свинки Машки, бродил по улицам, ждал у подъезда — Лёвка не возвращался.
И я начал привыкать. Сам готовил по утрам яичницу, в одиночестве потягивал пиво в кафешке на углу, безразлично смотрел футбол, а натыкаясь на Лёвкины вещи, просто откладывал их в сторону.
Лёвка объявился так же неожиданно, как исчез. Однажды утром, зайдя на кухню, я увидел его сидящим за нашим маленьким застеленным потёртой клеёнкой столиком. Лёвка неторопливо потягивал кофе.
— Привет, — улыбнулся я и плюхнулся на табурет рядом.
— П-привет, — осклабился Лёвка и повернулся ко мне: на шее над левой ключицей багровел шрам. — В-вынули, — с довольной миной протянул друг. — Т-теперь меня н-не н-найдут. Н-ни за что.
Лёвка избавился от маячка, заплатив за это сумму, равную полугодовой зарплате, и в придачу к свободе приобретя бурый шрам на шее, непрекращающееся заикание и хромающую походку старого пирата.
— Он-но того с-стоит, — всякий раз отмахивался Лёвка, когда я пытался попенять ему на необдуманность подобного шага.
Зато теперь Лёвка спокойно ходит на работу и с завидной лёгкостью комментирует события каждого цветного дня.
Может быть, и сейчас по какой-то из улиц торопится, бежит на запад Лёвкин жук. Бежит, не зная, что маячок его «хозяина» давно утонул под слоем палых листьев на дне безвестного оврага за чертой города…
Рабочий день окончен. Запихиваю в сумку плохо помещающуюся туда красную папку с документами, набрасываю плащ и закрываю дверь в кабинет на два оборота. В кармане плаща дребезжит сотовый.
— Да?
— Т-ты видел? — раздается в трубке довольный Лёвкин голос.
— Чего видел?
— Ж-жёлтый з-закрылся. И с-синему совсем ч-чуток ост-талось.
— Так мы чего, опять пробовать будем?
— Б-будем! — почти вижу, как на том конце провода расплывается в улыбке Лёвка.
Мой друг одержим идефикс: уверен, что причина всего того, что происходит сейчас, — детский эксперимент с «предсказателем». Тысячу раз я пытался его переубедить, но всё без толку.
Полгода назад Лёвка выгреб из своей комнаты едва ли не все вещи — оставил только старый полированный стол и колченогую табуретку. Полгода он корпел над новым изобретением, таскал в дом металлические детальки, мотки медной проволоки и сотни, тысячи мелких цветных формочек. Важно именуя формочки «элементами», Лёвка раскладывал их по коробкам, следуя какой-то только ему понятной логике, периодически вынимал то одну, то другую, вставлял в прорезь на новом аппарате, чего-то ждал и, не дождавшись, возвращал элемент обратно в коробку.
