* * *
Цветные дни начинаются так же, как и чёрно-белые. И это хорошо. Когда солнце ещё не выглянуло из-за горизонта, когда на небе ни звездочки, когда редкие уличные фонари рассеивают вокруг себя одуванчиковую шапку призрачно-белого цвета, кажется, что этот день будет таким, как предыдущий: спокойным, добрым, предсказуемым. Чёрно-белым.
Но восходит солнце, и день плещет в тебя красками, рассыпает на город осколки чьей-то палитры: синюю лавку бакалейщика и алый бархат роз в городском парке, голубое журчание фонтана и каурый шёпот облетевших листьев, золотистые пылинки в солнечном луче и лиловую тень от длинной стальной ниточки уходящего к горизонту моста…
За окном что-то тяжёлое ударяется о жестяной подоконник и отскакивает, уносится куда-то вниз.
— Н-н-началось! — потирает руки Лёвка.
За минувшие со школьной поры двадцать лет и без того невысокий Лёвка ссутулился, изрядно порастерял волос, обзавелся пивным брюшком, но не лишился по-детски восторженного отношения ко всему, что касается его, Лёвкиных, изобретений.
— Н-н-а-ча-лось! — вполголоса напевает он и скребёт опасной бритвой заросший щетиной подбородок.
Стук за окном всё чаще, всё отчетливей. Лёвкиных восторгов я не разделяю, а потому с головой укрываюсь тяжёлым стеганым одеялом и пытаюсь урвать хоть полчаса сна.
— Бум! — стукает за окном.
— 3-зелёный! — отдёргивает край моего одеяла Лёвка.
— Очень за тебя рад! — цежу сквозь зубы и пытаюсь спрятаться под подушку.
Ещё два удара по подоконнику.
— К-красный и ч-чёрный! — вытряхивает меня из-под подушки Лёва.
— Лё-овка, не издевайся!
— К-кор-коричневый! — белозубо скалится Лёвка и бросает под одеяло отчаянно трезвонящий будильник. — С-синий! Два с-синих! В-вставай, Пашка! В-вставай, лентяюга б-бессовестный!
* * *
— Чтобы вытравить двойку, — раскладывает на подоконнике мой дневник Лёвка, — нам потребуется немного вот этой жидкости, предварительно нагретой на медленном огне и смешанной…
Терпеть не могу, когда Лёвка говорит подобным тоном, — сразу такой весь из себя умный становится, впору вместо отца в университет идти, лекции студентам читать. Противно, да. А что поделаешь? Двойка есть двойка, и, кроме Лёвки, мне обратиться не к кому.
— Слушай, — кошусь на набухающую на краю стеклянной трубки синюю каплю, — ты свой «предсказатель» как — доработал?
— Бери больше! — Лёвка откусывает кусок бублика, деловито стучит ногтём по колбе. — Он теперь не только будущее определять сможет, но и изменения в него вносить. Если я захочу, конечно.
