Письма Хедвиге Вайлер | страница 22




3. Сам текст писем — не только ученический опус, но и прообраз будущих прозаических произведений. Они — школа, в которой Франц Кафка сам себя воспитывает и испытывает на других воздействие своей прозы. То, что в первом письме к Хедвиге он приводит собственное стихотворение, свидетельствует о том, что он по обывательской привычке еще пытается обаять своего абонента еще и поэтическим лассо, но сразу же отказывается от столь простого и наивного приема, или, возможно, идущая на заклание девушка и не требует столь поэтических усилий, возможно, даже не понимает их.


4. Но стиль писем тем не менее все еще остается поэтическим — метафоры блестят в нем алмазами на почве виртуально развивающегося пространства-чувства. 24-летний Франц Кафка демонстрирует богатый поэтический опыт — сама школа поэзии не прошла для него даром, и, если уж на то пошло, Владимир Набоков с большим удивлением и досадой обнаружил бы в письмах к Хедвиге фразы, подобием которых он стал украшать свои тексты лишь через два десятка лет.


5. Следует в связи с п.4 непременно указать уже покойному русскому классику, что Франц Кафка не остановился в своем литературном развитии на пути метафорического украшательства: эти стразы — всего лишь замена истинных драгоценностей психологического обаяния и открытия.


6. Исходя из п.5, заметим также, что сама литературная отчужденность при помощи придуманных героев и судеб сразу оказалась неприемлемой для нашего героя — к чему маскироваться и тратить «серое вещество» на выдуманные конструкции, коли собственная — поистине лабиринтная — всегда под руками и пером!


7. Эпистолярная культура обладает волшебным свойством обращения не к среднестатистическому читателю и микроскопу редактора) — она обращается к конкретному человеку во плоти и крови жизни и чувства, не требует нервически-наглядных затрат на авторское перевоплощение. Нет никакой иглы или катетера для переливания авторской крови в жаждущие бессмертия артерии литературного героя. Дыхание «рот в рот» предполагает не рафинированное оживление, а душевлагательство в текст без возможности отступления и конструирования другого исхода (не виртуальной?!) действительности.


8. Школьник, студент, аспирант, ученый от Большой Литературы Франц Кафка своим эпистолярием написал самый полный и лучший учебник по литературе, который, увы, оказался невостребованным литературным процессом. И дело не в том, что сей учебник слишком сложен для восприятия; напротив, он так просто трактует ценности литературного произведения, что они кажутся сами собой разумеющимися и не стоящими особого внимания. Нынешние литератору считают, что искренность и честность слишком просты, чтобы «загружать» ими читателя. По-обывательски они восклицают: «Простота хуже воровства», и тут же бросаются к телеэкрану, чтобы не упустить блевотины — виртуального варева, хотя еще век назад Франц Кафка сетовал на то, что «питался буквально бумажной трухой» современников.