Когда я появился в студии, ко мне подошла молодая дама. С такой спортивной фигурой ее можно было принять за связистку, которых, помню, в шутку называли Blitzmädel, “девицы-молнии”. Но после памятного происшествия с Озлем я решил быть осмотрительнее. Юную особу опутывали провода, а около рта висело нечто похожее на микрофон – казалось, она пришла прямо с поста наведения авиации.
– Добрый день, – обратилась она ко мне и протянула руку. – Я Дженни. А ты, очевидно… – она замялась, – Адольф?..
Как мне надлежало реагировать на столь откровенную, даже несколько бестактную фамильярность? На самом деле то была моя первая встреча с жаргоном телевидения. Впоследствии я понял: здесь считалось, будто работа над передачей – это нечто объединяющее, похожее на совместную борьбу в стрелковом окопе, так что люди мнили себя частью боевого звена и клялись друг другу в верности и обращении на “ты” до смерти или как минимум до окончания передачи. Такой подход казался мне неподобающим, хотя надо учитывать, что поколению Дженни пока не удалось получить настоящий фронтовой опыт. Я планировал исправить это в среднесрочной перспективе, но пока решил воздать доверием за доверие и успокаивающим тоном сказал барышне:
– Можешь называть меня дядя Вольф.
Она нахмурила лоб:
– Хорошо, господин… э-мм… дядя… пойдемте, пожалуйста, в гримерку!
– Конечно, – ответил я и двинулся за ней следом через лабиринт телестудии.
Прижав ко рту микрофонную палочку, она сказала:
– Эльке, мы идем к тебе.
Мы молча шли по коридорам, потом она спросила:
– Вы уже бывали на телевидении?
Я отметил, что “ты” утратило актуальность. Возможно, ее смутила аура фюрера.
– Многократно, – ответил я. – Правда, это было давно.
– Ах, – сказала она, – так, может, я вас уже видела?
– Вряд ли, – рассудил я. – Это было тоже здесь, в Берлине, на Олимпийском стадионе…
– Вы были на разогреве у Марио Барта?[42]
– Где я был? – переспросил я, но она меня уже не слушала.
– Я тогда сразу на вас обратила внимание, просто супер, что вы там творили. Жутко рада, что вы и сами пробились. Но теперь делаете что-то другое, да?
– Что-то… совсем другое, – нерешительно сказал я. – Игры ведь тоже давно закончены.
– Вот мы и пришли, – объявила фройляйн Дженни, открывая дверь, за которой показался гримировальный столик. – Эльке, это… э-э… дядя Рольф.
– Вольф, – поправил я. – Дядя Вольф.
Эльке оказалась опрятной женщиной лет сорока. Нахмурившись, она посмотрела на меня, потом на бумажку рядом с косметическими принадлежностями.
