Что касается драматургических произведений, то более действенна в обсуждаемом аспекте читаемая драматургия (а не спектакли как таковые). Дело, видимо, в том, что в спектакле в тех ролях, на которые склонен подставлять себя человек, уже выступают другие люди – актеры с их индивидуальным внешним обликом, их психологией, – интерпретирующие сюжет по-своему. А это мешает собственному вхождению этого человека в образ. Читаемый же текст не навязывает ни чужих лиц, ни чужих голосов – подставить в него себя заведомо легче и проще.
Все сказанное выше подразумевало литературу. Если же задаться вопросом, не становятся ли ее естественными соперниками в формировании тех или иных черт грядущих жизненных коллизий кино и телевидение, то придется сразу же указать вот на что. Наиболее действенны, видимо, словесно рассказанные, словесно выраженные, претворенные в слове сюжеты, а не сюжеты «показанные» (в кино, по телевидению). Действует прежде всего слово как таковое. И в объяснение этого сослаться следует на все, что знает человечество о силе слова (начиная уже с того, что издревле говорит о ней религия).
Что до самих образов и сюжетов, то их воздействию подвержена преимущественно молодежь. Одним оказываются нужны образы, чья внутренняя слабость примиряет их с собственной слабостью – «объясняет» ее, делает привлекательной и т. п. Другим – образы, сила которых помогает «строить» себя в реальности по их подобию. Может быть еще множество конкретных ситуаций вроде приведенных, но, по-видимому, почти всегда молодые люди ориентируются на образы молодых людей (исключение – подражание сильным героическим личностям, государственным деятелям и др.: здесь возраст объекта для подражания не важен). Так что, допустим, экстраполяция в реальность тех или иных черт уже не очень молодых Мастера и Маргариты (в романе М. Булгакова) представляется менее вероятной, чем воздействие на реальную жизнь более юных экстравагантных или поэтичных героев литературы. (Впрочем, как и всякий прогноз, данное суждение лишь предположительно.)
Итак, в прошлом именно сюжетные литературные тексты («Отцы и дети» И. С. Тургенева, «Что делать?» И. Г. Чернышевского и др.) не раз участвовали в образовании основы для мощных толчков, стимулирующих возникновение в обществе и реальных человеческих типов, и событий. Однако не обошлось без некоторого «посильного» аналогичного участия других литературных текстов и в совсем недавнем прошлом. Вспомним невообразимые миллионные тиражи литературно-художественных журналов времен «перестройки», вспомним сюжеты, которыми тогда (с подачи телевидения, радио, критики) зачитывались люди, и трудно будет отделаться от ощущения, что «желтая» литература (имеются в виду многие истерико-«перестроечные» публикации конца 80-х) сыграла свою роль в «победе» сил деструкции. И ведь талантами уровня Тургенева или Чернышевского в такой литературе, прямо сказать, не пахло! Но известно, что при недостаче ума и умения действуют числом, и порой небезуспешно.
