Прошло каких-то сто лет после смерти Христа. Его учение постепенно распространялось, и уже — во имя грядущего мира — кровь его мучеников окрестила три части света; когда язычники, смущенные успехами христианской веры, решили противопоставить Мессии другого Мессию и воздвигнуть напротив алтаря другой алтарь. Ветхие старые культы настоятельно нуждались в новом откровении. Напрасно Симон-чудотворец добросовестно трудился над обожествлением своей сожительницы Елены и собственной персоны; похоже, только один человек был достоин того, чтобы выступить в качестве соперника Иисуса из Назарета… Посвященный в мистерии всех храмов мира, Аполлоний Тианский творил чудеса на каждом шагу, и на основе воспоминаний Дамиса Ассирийца, одного из его приверженцев, Филострат (193) написал по-гречески евангелие этого мага[25] — «Spiritus flat ubi vult…»[26]. Над хитроумным сборником ученых аллегорий, искусно изложенных наилучшим слогом, так и не пронесся животворящий дух; толпа не пошла за магом Аполлонием. И два столетия спустя (363 г.), став жертвой аналогичной попытки теократической реставрации, умирающий император Юлиан мог вознести к небу свои слабеющие руки, обагренные невинно пролитой кровью верующих, и воскликнуть — он, адепт и мудрец! — скорее устало, чем озлобленно: «Ты победил, Галилеянин!..»
Но прежде чем проследить за посвященными нашей эпохи под градом более или менее действенных проклятий торжествующего христианства, посвятим несколько строк Древней Греции. Рамки этого очерка не позволяют нам обратиться здесь к великой мифической эпопее, поэтические легенды которой воспевали Гомер, Эсхил и Гесиод. Ограничимся тем, что признаем в персонаже, существование которого ставит под сомнение современная негативная критика, великого посвятителя эллинических рас.
Современник Моисея, воспитанный вместе с ним в святилище Фив, Орфей еще в молодости вернулся в Элладу, где он родился. Пока Моисей и его последователи под строгим оком Иод-хеве блуждали среди безводных песков Азии, он, жрец-оракул великого Зевса, вновь узрел лазурный архипелаг и родной полуостров, сплошь зеленеющий от миртов и олив. Своей дорогой отчизне, павшей жертвой смуты, он принес абсолютную Науку, почерпнутую в самих источниках Мудрости — вечную Науку о Невыразимом Существе, которое называют то Осирисом, то Зевсом, то Йод-хеве.
Когда, высадившись на берег, он вложил в игру на семиструнной лютне свою широкую, звонкую душу апостола и рапсода, вся обетованная земля содрогнулась, внимая этим звукам. Он проповедовал благовестие Красоты и обращал народы чарами священной лиры; теократическая реставрация была закреплена. Отныне открывшийся самому себе греческий Гений постиг гармонический Идеал, который делает его бессмертным среди всех народов.
