— Меня сразу увлекла теория дизайна, теория творчества. Это, кстати, мне помогло развить внутреннее видение.
— И дачу себе не построил?
— Нет. Сижу у себя в кабинете у компьютера.
— Ты меня прости, Алексей, тебя послушаешь и подумаешь, что твои музыкальные гены в твоем успехе ни при чем. Вот, дескать, ленился и стал знаменитым музыкантом. А люди должны знать, что твоя мама, Екатерина Ивановна Толченова, закончила консерваторию.
— Моя мама — уникальный человек; ей сейчас 97. Он внучка протодьякона Успенского собора в Кремле Ивана Григорьевича Полканова, известного в Москве священнослужителя. В 1919 году он умер — и таким образом избежал репрессий и преследований.
Я познакомилась о Екатериной Ивановной; она так хорошо улыбается — светло и чисто. И рассказчица отменная. Любит слушать музыку, была очень счастлива, увидев, что в книге «100 музыкантов» среди самых знаменитых стоит имя ее Алеши.
— Господин народный артист, в какую страну охотнее всего ездишь?
— Меня зовут, а мне не хочется. В Штатах я столько раз бывал, что уже лень мне туда ехать. Ведь ездить очень тяжело… Из европейских стран, как ни странно, больше всего мне понравилась Германия. А вот в Америке мне некомфортно: там нет обедов.
— Любишь поесть?
— Сейчас я на диете — у меня диабет. Случилось это недавно, и я стал интересоваться этой болезнью. Оказывается, многие джазмены умерли от диабета — например, Элла Фицджеральд.
— Как-то видела тебя с «Арсеналом» на ТВЦ, но так и не поняла, что же вы исполняли — ни комментария, ни бегущей строки.
— Джаз вообще показывают очень мало и с таким отношением, словно они тем самым делают нам подарок. При этом почти никогда не соблюдают авторских прав. У меня был смешной прецедент с каналом «Культура». Когда я выступал со струнным квартетом Шостаковича в Большом зале имени Чайковского, то увидел телекамеру и спросил режиссера Андрея Пряхина, знает ли он, что, если они это покажут без моего разрешения, я могу их разорить. Пряхин был смущен. Но я отходчив. Мы договорились о том, что они мне просто сделают копию, и они мне ее сделали. Я принципиально настаиваю, чтобы мне показывали запись, прежде чем она пойдет в эфир. Может быть, мне что-то не понравилось в звуке или в собственном исполнении, и я мог бы забраковать данную запись или предложил вырезать из нее какой-то кусок. Имею я на это право?
— Возможно, если это не телерепортаж.
— Я говорю о фильме.
— Чем ты сейчас увлечен?
(Достает большую коробку дисков для компьютера.)
