— За границей у вас случаются королевские приемы. В чем вы на них блистаете?
— Например, Слава Ростропович по случаю своего юбилея устроил главный ужин в Букингемском дворце. Там были короли и королевы Европы. Я пришел в черном смокинге by Pierre Cardin, а Майя — в очень красивом черном платье от Кардена. В присутствии английской королевы иначе нельзя. Был принц Чарлз, был испанский король…
— Его величество проявил внимание к Майе?
— Ну конечно. Она в Испании работала. У них с королем хорошие, добрые отношения. При встрече целуются.
— Майя сама царственна. Когда она на сцене под восторженные крики зрителей уплывала за кулисы, вас не мучили сомнения — вот сейчас «утанцует» к другому гению?
— Нет-нет. Не мучил себя ревностью. Мы были уверены — это Бог нас свел.
— Размолвки случаются, чтоб день-другой вы были в сумрачном молчании?
— Нам и без них хорошо. Женился я тайно, без родительского благословения. Лишь однажды пригласил моего дядю-москвича познакомиться с Майей. Приехал он с большим тортом. Я помогал ему распаковывать — и мы вывалили торт прямо на ковер. И все растеклось. Он мне и говорит: «Вот сейчас молодая жена даст нам жизни!» — «Да она даже не среагирует». — «Ты ври, да знай же меру!» Майя опаздывала. Вошла: «Ой, торт провалили…» Дядя был потрясен и сказал мне с облегчением: «Вдвойне поздравляю». Другой мой дядя, Михал Михалыч, приехал из Тулы, позвонил по телефону: «Позови меня. Скажу сразу — истеричка она или не истеричка». Познакомился и наедине заулыбался: «Поздравляю. Она нормальная баба».
— Вы сочиняли для Майи балеты. А романсы в ее честь не напевали?
— Я посвятил ей музыкальную пьесу «Подражание Альбенису». Посвящал фортепьянный концерт, оперу «Не только любовь».
— Родион Константинович, вы хорошо знали Шостаковича. Расскажите о нем.
— Он знал меня с девяти лет. Когда мы с мамой были в эвакуации в Куйбышеве, часто мучились от голода. Бывало, застывая на морозе, разыскивал на картофельном поле мороженые клубни. Что-то приносил. Потом к нам приехал отец, когда поправился после контузии. В это время организовали Союз композиторов, и Шостакович стал первым председателем. Ответственным секретарем стал мой отец. Гений Шостаковича вполне соотносим с его человеческим гением. Редчайший случай. Стольким людям он помог, оказал содействие в тяжелые решающие минуты. Сердобольный, участливый, он никогда не изображал надменного гения. Не стану называть его современников, которые на вопрос к ним: «Можно я вам позвоню?» — лукаво хитрили: «Я не помню своего телефона». Шостакович был идеальным человеком. Истинный интеллигент. Думаю, таким же был и Чехов.
