Подвижник, как и праведник, излюбленный и вековечный герой нашего народного сознания. Подвиг в старину означал на Руси: движение, стремление, путь, путешествие. С течением веков это определение начало наполняться все более высоким этическим содержанием: движение, стремление к общему благу, к доблести, к заслуженной славе, к совершенству. И не просто движение, стремление, а трудный путь, на котором есть и тяжкие испытания и жертвы. Подвижник это человек, который обессмертил себя доблестными делами на каком-либо поприще. Купец Минин был в первую очередь подвижником и лишь во вторую — купцом. Это иерархия, установленная народной совестью, народной мудростью, оказалась незыблемой.
Но что такое подвижник в наши дни?
Об этом начал размышлять в письме в редакцию «Литературной газеты» читатель П. Сметанин из города Барнаула. «Когда в вашей дискуссии возникло слово „подвижник“, — писал он, — то я вначале не понял: при чем тут подвижничество. Разве может оно быть высшей мерой успеха в наше мирное время, не требующее ни особых жертв, ни особого героизма? А потом вспомнил одного родственника, его недавно избрали руководителем небогатого пока колхоза. Как же он работает! С рассвета до темна!.. Постоянно с людьми. И все — для них, чтобы жизнь их стала лучше. Его жена рассказывает: „Он даже во сне разговаривает вслух с людьми о их делах“. И я понял — посвятить себя большому делу даже в маленьких масштабах, работать ради людского счастья даже на скромном поприще — это и есть самая высшая мера успеха в жизни».
Рядом с этим рассуждением можно было поставить в дискуссии и мысли читательницы Николаевой из города Минска: «Человека делает настоящим неудачником неумение думать о других, эгоистическая сосредоточенность на самом себе, которая не собирает, а убивает лучшие творческие силы. Я не раз замечала: если человек заботится не столько о своем деле, сколько о том, как он сам на фоне этого дела выглядит, неудача обеспечена… Нужно уметь забывать себя ради дела!»
Но даже эти участники дискуссии, отличающиеся, бесспорно, некоторым максимализмом, не отказывали репетитору Попову, инженеру Гаврилову и автослесарю Ваське в праве на общественное признание полезности их усилий. Они лишь отказывались видеть в героях «дискуссионных» героев подлинных, «недискуссионных». Да, возможно, это нужные сегодня люди, но не герои, потому что не подвижники.
Эта спокойная, опирающаяся на народную мудрость, точка зрения в дискуссии была, пожалуй, наиболее точной и конструктивной. В яростной разнообразной полемической почте она была как бы золотой серединой: в то время, как одни запальчиво утверждали — поднимем сегодня во имя общего блага еще вчера осуждаемых нами социальных персонажей на пьедестал общественного признания, а другие, их оппоненты, пытались не менее яростно низвергнуть «дискуссионных» героев с импровизированного пьедестала, спокойно мыслящие участники дискуссии веско заявили — да, это нужные, полезные сегодня люди, заслуживающие понимания и известного уважения, но не герои. И они не станут подлинными, то есть «недискуссионными» героями в нашем обществе никогда. Потому что не подвижники, не праведники, а если мыслить образами мировой общечеловеческой литературы, не Дон-Кихоты. Но Дон-Кихот потому и Дон-Кихот, что, пересади его в «Мерседес», он и не почувствует этого, он все равно будет ощущать под собой допотопное истертое седло старого доброго Россинанта. И в его самочувствии и мироощущении замена Россинанта на «Мерседес» ничего не изменит. Так же, как ничего не изменит и замена «Мерседеса» на Россинанта…
