Не исчезла она и в социалистическом обществе. И вот эта роль стихийно, как бы сама собой переходит у нас сейчас, по-моему, к писателю, по-новому формируя нетривиальные отношения с читателем.
Разумеется, эти нетривиальные, то есть не чисто литературные, отношения между читателем и писателем, ломающие стереотип: писатель — пишет, читатель — читает, имеют в мировой литературе мощную «корневую систему», что с новой силой подтверждает старую истину — все «нетрадиционное» обладает богатейшими традициями. Эта «корневая система» восходит к именам, которыми гордится человечество, к великим писателям, которые были одновременно и великими учителями жизни. Новизна в том, вероятно, что роль, которую раньше выполняли гении, сегодня все чаще выпадает на долю рядовых литераторов, и надо исполнить ее по возможности достойно, чтобы тот, кто тебе доверился, не ощутил твоей «малости», как не ощущают верующие «малости» церкви, даже если она по-сельски невелика и бедна.
…Облегчить себе душу, обратиться за советом, помощью…
Наверное, самая большая писательская почта была у Григория Медынского после выхода в свет романа «Честь».
В этой почте большое место занимали письма заключенных и людей, отбывших наказание, что было вполне естественно, потому что соответствовало теме и образу героя романа. Каждое письмо — трудная судьба. Каждое письмо — сгусток душевной боли и надежд на исцеление. Каждое письмо — зов…
Он отвечал на тысячу писем и получал тысячи новых писем… Но надо было не только отвечать, но и реально помогать. Надо было помочь тем, кому казалось, что они наказаны незаслуженно строго, надо было помочь и тем, кто понимал, что получил по заслугам, но начал утрачивать надежду на возвращение к нормальной человеческой жизни, и — самое существенное — надо было помочь осужденным безвинно. Надо было исследовать сотни судеб, обстоятельств, сопоставлять, искать, писать в судебные инстанции, беседовать с людьми, от чьих решений зависит исход дела.
Нравственный и социальный авторитет писателя в нашей стране достаточно весом для того, чтобы реально соединить в себе все эти ответственные роли. Но, помимо этого объективного фактора, существует и субъективный: писатель должен пожертвовать творческими замыслами, сосредоточить все силы на том, чтобы торжествовало добро и было наказано зло. И речь идет не об отвлеченном добре и не об отвлеченном зле, которые можно возвеличить и низвести, не выходя из-за письменного стола, а о зле и добре совершенно конкретных, требующих живого, кропотливого, утомительного участия в человеческой судьбе.
