— Налей мне виски. Безо льда.
Почему он так смотрит на меня?
— Господин похож на …
— Я не понимаю этого слова.
— У господина часто болит голова? Он не может вспомнить то, что с ним было?
— Да!
— Господин похож на человека, который смотрит вокруг себя чужими глазами.
— Что это значит? Объясни подробнее!
Глава 15
Беседы и суждения
В салоне маленького реактивного самолета было тепло и уютно. Две турбины за круглыми иллюминаторами уже час пели однообразную песню. Словно акын едет на ослике по бескрайней степи и незатейливо выводит мотив старинной, веками повторяемой баллады. Вот уже Ламанш под нами, а у меня в мешке сыр и кумыс. Вот уже виноградники Франции зеленеют под нами, а у меня зачесалось правое ухо. Вот уже горы Италии светятся снежными вершинами, а жена так и не зашила дыру в моем халате. Вернусь, накажу эту ленивую женщину.
Турбины пели песню, самолет изредка вздрагивал, толкаясь крыльями в упругие воздушные потоки, а Мердок смотрел на горы и тщетно пытался уснуть. Голубоватые горные вершины холодом будили усталую голову, их искрящийся снеговой отблеск проникал под веки и воскрешал воспоминания.
После того как он раскололся на последнем допросе, услышав запись разговора Трентона и Йорка, которую продемонстрировал ему китаец, жизнь у него пошла совсем другая. Его накормили до отвала, дали выпить горячего желтого чая и положили спать в одной из хижин на толстые тростниковые маты. Через сутки беспробудного сна, похожего на обморок, Мердока разбудил старый китаец и, посмотрев мудрыми добрыми глазами на истерзанную бамбуковой пыткой спину принялся костяной лопаточкой бесстрастно вскрывать гнойные глубокие струпья. Мердок задохнулся от боли, захрипел, забился в судороге, но китаец придержав его скрюченное тело желтой костистой ладошкой, ногтем надавил куда-то под основание черепа и боль сразу ушла.
Через три сеанса, во время которых лекарь мазал спину жгучими остро пахнущими мазями и поил Мердока густым коричневым отваром, на месте глубоких колотых ран образовались розовые рубцы. Придя четвертый раз старик одобрительно покивал плешивой головенкой и удалился чтобы больше не появляться.
Прошло еще несколько дней и однажды вечером в хижину пришел китаец со шрамом на подбородке, тот самый, который вел допросы. Он вежливо, как старому другу улыбнулся еще с порога и сел в углу хижины на циновку. Заходящее солнце косо светило в маленькое окошко и его теплые лучи слепили Мердоку глаза. Лицо китайца в углу темнело неясным пятном, лишь глаза изредка поблескивали острыми стекляшками.
