Идея Бруно о сути вулканов возникла под влиянием личных впечатлений, опыта детства. Он чутко ощущал природу. В его сознании существовали, конечно, образы дьяволов и ангелов, души грешников и святых, геенна огненная и светоносные небесные чертоги. У него было яркое воображение, и подобные образы он мог ясно видеть внутренним взором. Но еще он обладал пытливым и ясным «внешним взором», ощущал и обдумывал окружающее, увиденное не с чужих слов, не на чей-то лад, а по-своему, как бы в прямом — без посредников и подсказчиков — разговоре с природой.
Он был одарен чувством поэтической гармонии. Ведь поэт не тот, кто умеет выдумывать красочные сравнения и замысловатые аллегории, подражая творениям мастеров. Настоящий поэт стремится постичь и выразить суть наивысшего и единственного творения — мироздания; суть жизни природы и человеческой личности. Он открыватель нового, а не украшатель старого.
Обостренное чувство природы подсказало Бруно догадку, которую можно считать одной из первых научных гипотез о происхождении вулканов. Во всяком случае, так считает видный американский вулканолог Г. Макдональд. В своей объемистой монографии, посвященной вулканам, он упомянул идею Джордано Бруно как новаторскую и необычайно плодотворную: ее разделяли многие поколения геологов вплоть до начала XX века. Можно добавить: в поэме Лукреция Кара «О природе вещей» (I в. до н. э.) сказано о подземных полостях, куда врывается ветер и попадает вода из моря, а когда ветер и вода пробивают себе путь из-под земли, возникают кратеры — как называют местные жители — или жерла. Поэма Лукреция была в XVI веке известна в Италии по многим рукописям, а скажем, в Париже издавалась несколько раз, начиная с 1563 года. Ее мог знать Бруно. Однако учтем, что и Лукреций ссылается на здравый смысл народа.
Есть два главных источника знания: книги и природа. Книги помогают постичь известное, природа — раскрывает путь в неведомое.
Жизнь Бруно сложилась так, что довелось ему с юных лет впитывать, запоминать книжные знания. И только детство сохранило для него земную природу в первозданном облике вулканических гряд, огнедышащей горы, бьющих из-под земли горячих источников. В последующие годы он перестанет интересоваться жизнью земной поверхности. Наша планета станет для него одним из бесконечного числа возможных центров мира, ничтожной крупинкой, затерянной в бесконечности вселенной.
Устремленность в космос, к надзвездным далям, тоже пробудилась у него в детстве. Он любил ясные ночи, когда мигающие, как бы звенящие звезды, образующие причудливые узоры, пробуждают в душе тревожные и радостные чувства. Тогда он ощущал гармонию небесных сфер.
