Понимал ли это прокуратор Венеции? Как знать. Пожалуй, понимал. Иначе не стал бы в записке Совету высказывать такие высокие похвалы узнику инквизиции.
У Булгакова прокуратор тоже отчетливо понимает свою ответственность, свой долг перед будущим и вечностью. Он даже попытался спасти Иешуа, предложив ему повторить слова, которые тот произносил в присутствии доносчика. (Можно было пересказать, умолчав кое о чем, представив себя несправедливо оклеветанным.) Но чистосердечный обвиняемый счел нужным без утайки повторить то, за что ему грозила расправа.
— В числе прочего я говорил, — рассказывал арестант, — что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть…
Пилат понимает: участь узника решена. Наивный мудрец подтвердил свое неуважение к государственной власти. И все-таки прокуратор хочет уяснить, насколько искренне верит осужденный в доброту людей — даже тех, кто истязал и мучил его, — и в справедливость. Спрашивает:
«— И настанет царство истины?
— Настанет, игемон, — убежденно ответил Иешуа.
— Оно никогда не настанет! — вдруг закричал Пилат…»
Да, именно так приходится думать тому, кто вынужден даже вопреки своему желанию, но во имя государства и ради своего высокого положения отправить гения на смерть. Царства Истины не будет, и это надо знать идущим путем неправды. Ибо раскроется их низость и величие осужденных ими; будущее восстановит справедливость, и потомки осудят неправедных судей.
Не хотел верить прокуратор Венеции в будущее царство справедливости, добра. А потому признал нераскаявшимся еретиком странствующего философа, проповедника грядущего царства Истины Джордано Бруно.
Но может быть, один из наиболее выдающихся и редких гениев, какие только существуют, был действительно полностью изобличен в тяжких преступлениях против церкви, ни в чем не раскаялся, а донос на него подтвердился?
Нет, не совсем так. Прокуратор Контарини познакомился с материалами допросов. Конечно, некоторые признания обвиняемого, удивительно чистосердечные, изобличают его как еретика. Он признал, что учение о троице не может понять, сомневается в нем и созерцает его колеблющейся верой. Правда, тут же добавил, что не открывал другим своих сомнений.
Ну, а как же тогда об этом узнал доносчик? И если его донос прав в данном пункте, то почему бы не были правдивы или близки к правде другие пункты?
