Впрочем, единство пространства — времени люди предполагали издавна. Только успехи философии и идея Ньютона об абсолютном, ни от чего не зависящем течении времени разорвали — умозрительно — это единство. А вот мысль об относительности массы была достаточно оригинальна: «Знайте же, что ни Земля, ни какое-нибудь другое тело не является ни легким, ни тяжелым в абсолютном значении». Правда, это утверждение вряд ли можно признать предпосылкой общей теории относительности Эйнштейна; скорее всего здесь идет речь о состоянии «невесомости» при свободном падении, вне сил притяжения.
Одно из замечательных научных прозрений Бруно: представления о круговороте материи, атомов. «Мы непрерывно меняемся, — писал он, — и это влечет за собою то, что к нам постоянно притекают новые атомы и что из нас истекают принятые уже ранее». Подобный обмен веществ, круговорот атомов он предполагает и для живых организмов, и для небесных тел, подчеркивая всеобщность закона сохранения: «атомы притекают к ним в таком же количестве, в каком они из них вытекают». Развивая эти идеи, он высказывает мысль об «организациях целого», гармоничного единства земной природы и космоса.
Рассуждая о сущности жизни, Бруно изъясняется подчас туманно. Он называет Землю и другие планеты живыми. В этом можно усмотреть отголоски средневековых воззрений. Есть в этом сравнении и предворение грядущих успехов наук. Ведь он специально оговаривается, что не имеет в виду полное подобие небесных тел с животными. На Земле, скажем, обмен веществ проистекает своеобразно: у Земли нет сердца, мозга. Иными словами, он утверждает, что и неорганические тела могут быть сложно и гармонично организованы, подобно живым существам.
Идею круговоротов атомов на Земле через два века после Бруно возродил Ж. Кювье. В нашем веке ее научно разработал В. И. Вернадский. Она стала исходным рубежом его учения о биосфере.
Превосходно выразил Бруно мысль о единстве человека (и любого организма) с его окружением: «…недрами, внутренностями Земли одни вещества принимаются, другие выносятся… И наши вещества входят и выходят, проходят и возвращаются, и нет в нас вещества, которое не стало бы нам чуждым, и нет чуждого для нас вещества, которое не сделалось бы нашим».
В своих «Диалогах» Бруно высказал и некоторые очень сомнительные, а то и ошибочные утверждения. Нет смысла на них останавливаться. Джордано оставался сыном своего века, и ему не были чужды некоторые предрассудки и заблуждения. Это совершенно естественно. Зато поражает исключительная плодотворность многих его идей. Именно этой плодотворностью, живительной силой научного предвидения наилучшим образом подтверждается верность исходных философских посылок Ноланца.
