На следующий день…
— Завянь, зацени какой ты здесь прикольный!
Боря глянул на цифровой экранчик камеры… И стиснул зубы.
Вчера ему казалось, он был веселым и раскрепощенным парнем. Он заразительно ржал над собственными шутками, изображал убойный танец живота, перецеловал всех девочек, шампань глушил из горлышка… Но в основном — болтал.
Вчера казалось — изрекал.
На следующий день, прослушав то, что н ё с, едва не поседел от ужаса! "Поразительные" сентенции зазвучали ублюдочным мычанием. Шутки переозвучились в низкопробную слюнявую пошлость. Приставание к хохочущим девицам и танцы…
Захотелось удавиться.
Но опыт был получен. Как ни крути, узнал — под коксом он звенит ведром и веником молотит, как абсолютный фофан — не удержишь. Сегодня, уже зная, как на него воздействует этот наркотик, решил р а с к р е п о с т и т ь пришельца Кешу знакомыми реакциями родного организма. Спиртное Бориса на безудержную болтливость не слишком подвигало, для разговора по душам потребуется литр. Но жаль травить собственный организм. Да и зачем терять время на накачку, если есть иная, действенная метода?
Кеша смотрел на дорожку из белого порошка и обрезок широкой трубочки для коктейля, как неандерталец на шампур:
— Это…, то, что я думаю? Или…
— Это то, что ты думаешь, Кеша. Вставь трубочку в нос, зажми одну ноздрю, втяни…
— Борис Михайлович…, - пораженно прошептало тело-Иннокентий, — я никогда не слышал…, чтобы ВЫ…
— Враки, Кеша, враки, — убедительно соврал Завьялов. А сам подумал: "Любопытно. Кеша собирал про меня информацию? Ее для него к т о — т о собирал?.. Пожалуй — дорогого стоит…Тогда какой здесь выхлоп? И стоит ли соваться?!"
Но Иннокентий с удивительным послушанием уже "пылил" ноздрей. Реакция — пошла. Причем стремительно. На мягкий подголовник дивана откинулся уже совсем другой "Борис Завьялов": задумчивый улыбчивый ушлепок.
Завянь дал телу время на полноценное погружение в нирвану. (Болтливость нападет немного позже, сначала мы чуть-чуть поулыбаемся.) Ласково поглядел на собственный разомлевший организм и приступил с простейшего вопроса. Для смазки и разгона, так сказать:
— Кеш…, а Жюли — красивая?
Тело шлепнуло ресницами, причмокнуло губами:
— Божественно…
— Ты ее любишь?
— Угу.
Разговор пока что клеился и продвигался — вяло. Кеша безвольно плыл по кокаиновой волне, водил глазами по потолку…
— Кеш, а Жюли…, она — кто? — чувствуя себя папашей Мюллером, использующем на допросах изощренные методы давления, поинтересовался Боря.
