Но причины здесь не в неустойчивости объекта. Если отправная точка ускользает от меня, то лишь для того, чтобы отвести меня назад, заставить установить ее на более дальнем расстоянии. И значение главнейших событий — тех, что помещаются на вершине кривой, — не только не бледнеет, но как будто расширяется, придвигается все ближе и ближе к началу этой кривой.
* * *
В конце концов, я пишу для себя. Я никому не обязан давать отчет. Предпринятый мною труд оправдает себя, если рано или поздно доставит мне то умственное удовлетворение, которого я от него ожидаю. А риск совершить слишком длинный путь невелик, лишь бы мне удалось достигнуть цели.
В последующем я буду играть двойную роль, — во-первых, участника или свидетеля событий, о которых будет идти речь, во-вторых, автора повествования. Таким образом, мой личный коэффициент будет проявляться постоянно, подчас незаметно для меня. Поэтому небезынтересно взглянуть, что я за человек.
Это все равно, что составить своего рода фишку. Но я нуждаюсь в образце для такой фишки. Я не намерен рисовать свой портрет и услужливо позировать перед зеркалом. Мне хотелось бы только дать полезные указания. Но чем мне в этом руководствоваться?
Я думаю, что удобнее всего формулировать эти разнообразные указания в настоящем времени: я такой-то и такой, у меня такие-то особенности… Под этим не нужно подразумевать, что эти черты кажутся мне верными как раз по отношению к текущему моменту. Наоборот. Я убежден, что время, да и обстоятельства, о которых я буду рассказывать, подвергли некоторые из них изменениям.
Но если я, правильно или ошибочно, считаю эти черты прирожденными мне и, так сказать, коренными, то это моя манера выражать свои мысли. Значит, если они изменились, то не без сопротивления.
* * *
В смысле географическом я связан с югом (долина Роны), с Бретанью, с северо-востоком Франции и с Парижем, причем с Бретанью лишь как с местом пребывания, а не происхождения. Я явно принадлежу к смешанной расе, с преобладанием южных элементов (черные волосы и глаза). Человек, по типу более всего подходящий ко мне, был швейцарец из кантона Тессин; это был пассажир одного из пароходов, на которых я служил. Случай этот, впрочем, ничего не доказывает. Когда я впоследствии проезжал через Тессин, я не встречал людей этого типа. По совести говоря, я чувствую себя южанином в достаточной мере, хотя и не в том смысле, как понимают это уроженцы севера.
По социальному положению я принадлежу и к мелкой и к средней буржуазии, с более многочисленными корнями в средней. Мой отец служил в морском страховом обществе; дядя моей матери тоже. Один из братьев моего отца — старший клерк у адвоката; брат моей матери — аптекарь. Остальные члены моей семьи — служащие, чиновники; один — председатель суда; если вести родословную дальше — крестьяне. Торговцев в собственном смысле этого слова, т. е. имеющих лавку, нет, за исключением аптекаря. Насколько мне известно, крупных состояний ни у кого нет, если не считать весьма хорошего материального положения председателя суда, дальнего родственника, которого сблизило с нами то обстоятельство, что он был опекуном моей матери. Нет ошеломительных успехов. Но нет также и нищеты. Две монашенки. Никого на каторге, или в тюрьме, или в сумасшедшем доме, если только мне не умолчали об этом.
