Но на сей раз известие о том, что в понедельник она должна вылететь в Бостон, принес белобрысый. Он же сообщил, что уже заказал билеты.
— Надеюсь, в первом классе? — обреченно вздохнула Бруни. День рождения у папаши был только в пятницу, и она рассчитывала лететь не раньше среды.
— Да.
— А ты тоже летишь?
— Да.
Ей показалось, что он непривычно возбужден, словно бы рад чему-то.
По прибытии в Бостон Филипп отколол номер, которого Бруни никак от него не ожидала: довел ее до присланного за ней автомобиля, поздоровался со Стивом — папочкиным референтом — после чего повернулся к ней и заявил:
— Ну все, пока, встретимся через неделю! — подхватил чемодан и пошел.
— Прошу вас, садитесь, мисс Трент! — захлопотал вокруг нее Стив.
Только тут она сообразила, что до сих пор стоит и тупо смотрит вслед белобрысому, и быстро юркнула в машину.
Она чувствовала себя обманутой и обиженной. Когда они летели, ей казалось само собой разумеющимся, что всю эту неделю в поместье Филипп проведет с ней. Она собиралась поучить его ездить верхом — а он раз-два и смылся!
Даже поругаться теперь будет не с кем!
Хотя надо сказать, в последнее время ладить с ним стало легче. Поссорились они всего один раз — на приеме по поводу выхода на экраны нового фильма Бориса Ланга. Точнее, после приема.
Фильмы Бориса, заумные и тяжеловесные, Бруни не нравились. Но пригласил — почему бы не пойти, тем более что сам Борис ей нравился: веселый, заводной, куда менее нудный, чем его «шедевры». У нее с ним был в свое время мимолетный роман, и отношения остались самые дружеские. Их не подпортило даже то, что она как-то вылила коктейль за шиворот одной из его пассий — наоборот, он дико хохотал, глядя, как та извивается и пытается вытряхнуть из бюстгальтера льдинки.
Прием был как прием — ничего особенного. Сначала все смотрели фильм (как Бруни и предполагала, жуткую нудятину), потом аплодировали (неужели им действительно понравилось?!) — и лишь потом началось настоящее веселье.
Спиртного было — хоть залейся. Официанты разносили канапе и крошечные шашлычки на палочках, музыка грохотала так, что даже у Бруни засвербело в ушах, вокруг мелькали полузнакомые лица, а на лужайке перед виллой оплывала ледяная скульптура — разноцветное незнамо что, но очень экспрессивное!
Мужики к ней клеились почти непрерывно, но все какие-то неказистые, так что она их быстро отшивала. Зато и наплясалась вволю, и выпила хорошо, и с самим Борисом славно поболтала — закатив глаза, врала ему напропалую, как ей понравился фильм, он млел, а его теперешняя пассия крутилась рядом и бросала на нее убийственные взоры.
