— Почему Тана любит играть с нами?
— Сам знаешь, она такая.
Вот все, что Колдунчик мне ответил.
Но я хотел сказать совсем другое и попробовал еще:
— Понимаешь, многие удивляются, что мы с девчонкой водимся.
— Все знают, что она моя сестра.
Нет, не то я говорю, что надо сказать, знаю, а сказать никак не могу, ведь Колдунчик брат Таны. Странно, что ей нравится играть с мальчишками. Ведь конечно же, не может быть, что нам нравится играть с девчонкой, она сама к нам пристает, сама хочет играть с нами, словно мальчишка.
Сандокан повернулся к нам разъяренный:
— Вы своей болтовней всех птиц распугаете. Если хотите разговаривать, так лучше уходите отсюда.
Пришлось замолчать. Но я чувствовал, что те парни в чем-то правы. Не полагается водиться с девчонкой. Хоть Тана и сестра Колдунчика, хоть и похожа во всем на мальчишку.
Тана — женщина. Пусть она бегает быстрей меня, а все-таки, когда я схватил ее и мы упали на землю, я почувствовал, что она не такая, как мы. Хотя всего только голос у нее другой, и руки, и дыхание. Сандокан все же умудрился убить подорожника и подарил его Колдунчику. По небесно-голубой грудке расплылось от удара камня большое грязно-красное пятно. Колдунчик побежал с птичкой домой. Мы с Сандоканом отстали.
— Как по-твоему, может, не стоит нам с девчонкой компанию водить? — спросил я.
— Это ты про Тану?
— Да.
— А кому какое дело? Если кому не нравится, пусть со мной поговорит.
Сандокан знает все, он всемогущ, мне и в голову не пришло спорить. На другой день я опять взобрался на крышу школы и опять услыхал голос Таны, она звала нас из сада. Ни минуты не колеблясь, я тотчас же слез с крыши и предложил друзьям идти в сад. Тана принесла коврижку.
Прошло немного времени, и Тана перестала выходить в сад. Целую неделю она не показывалась. Я удивился, спросил Колдунчика, что случилось.
— Она теперь дома сидит. Не знаю почему.
— А про нас она не спрашивала, не говорила, что хочет играть с нами?
— Ничего она не говорила.
Вот и все, больше никаких мыслей у Колдунчика не было. Зато у меня всякие были мысли, только я не решался их высказать. Может, она обиделась на нас. Может, мы что-нибудь такое сказали нечаянно, неприятное ей. Какую-нибудь грубость. В конце концов Тана все-таки женщина, а у нас, мужчин, частенько вырываются грубые слова. Однако мы за этим следили, при ней никто не ругался. Или она не может забыть, как я ее схватил и мы упали, и теперь боится, как бы такое не повторилось. Напрасно, с тех пор мы все стали очень бережно с ней обращаться.
