Пойду посмотрю, что он там делает. Я поднимаюсь, прохожу через кухню, выглядываю из задней двери дома. Так и есть, он убил бычка и теперь свежует. Стоит над ним нагнувшись, спиной ко мне. Я наблюдаю за Лоинасом, а он меня не замечает. Он свежует переднюю часть. Передние ноги уже очищены и блестят на солнце будто покрытые красной и белой эмалью. Ребра и внутренности горою вздымаются из вспоротой туши. Лоинас быстро действует ножом, отделяя шкуру от мяса. Пятна липкой крови и сгустки видны на лежащей части шкуры. Она сероватая и блестящая.
Лоинас почувствовал, что я здесь, оглянулся. Он выпрямляется, потягивается с ножом в руке.
Теперь он кажется выше ростом и сильнее. Он убил бычка и свежует. Есть такие виды труда или такие его моменты, когда человек как бы становится выше ростом и сильнее. Кузнецы, например, всегда кажутся высокими. Когда бьют молотом по наковальне и красное раскаленное железо брызжет искрами во все стороны. Кузнецы всегда в копоти, в масле. И пахнет от них железом и углем. Или вот мясники. Наглые, самоуверенные, страшные с ножами в руках. Среди разделанных туш, висящих на крюках.
Лоинас говорит: «Ага! Вы наконец набрались храбрости и пришли». Я не отвечаю, но надо, обязательно надо что-нибудь сказать, а то так и будет стоять в напряженном ожидании и глядеть на меня. «Да. Надоело там сидеть». Подожду немного, он сейчас снова возьмется за работу. «Тут дела-то хватает, знаете ли». Опять надо что-то ему ответить. Между нами довольно большое расстояние, и приходится говорить громко, чтобы он услышал. Голос мой, одинокий, беззащитный, разносится по пустырю. «Вы не думаете, что зарезали его немного поздно?» Можно было спросить о чем-нибудь другом, но я уже начал. «Пораньше было бы лучше, — кричит он и потом прибавляет: — Солнце не так печет». Есть, значит, причина, почему он зарезал бычка в такой поздний час, когда раскаленное солнце стоит над склоном. «Для кого это мясо?» — спрашиваю я. Мы разговариваем как двое глухих. Не только потому, что оба кричим дикими голосами, но еще и потому, что ответы никак не совпадают с вопросами. Я слышал множество смешных рассказов про беседы глухих. «За ним приедут», — вот все, что он мне ответил. И по-прежнему стоит и глядит на меня, будто ждет чего-то. Нет, он не ждет, что я стану помогать ему свежевать бычка. Может быть, ждет, чтобы я ушел обратно в дом, не хочет, чтоб я смотрел, как он работает. Некоторые люди не любят, когда за ними наблюдают во время работы. «Вы один живете?» Он утвердительно кивает. Приложил ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от солнца. «И всегда вы один?» Теперь он смеется. Видимо, решил, что я завожу разговор о женщинах. Мне и в голову не приходило говорить с ним на эту тему. И о революции тоже. Спрашиваю об Испанце. «Испанец не говорил, когда приедет?» — «Мне — нет». И молчит. Я возвращаюсь в дом. Лоинас остался возле бычка. Наверное, опять орудует ножом. Я вхожу в комнату, снова сажусь на кровать. Теперь бычок обрел покой. Лежит на своей шкуре как на одеяле. А я вот не могу обрести покой.
