— Где они? — спросил Зак, с угрожающей ноткой в голосе.
— Забудь, они исчезли, — сказал отец. — Нет смысла впадать в истерику.
— Те фигурки принадлежали мне! — Зак был настолько зол, что едва мог думать. Голос дрожал от ярости:
— Они были моими.
— Кто-то должен подготовить тебя к реальному миру, — сказал отец, его лицо налилось кровью. — Ты без ума от всего этого, но все кончено. Кончено. Ты понял меня? Пришла пора взрослеть. Конец разговора.
— Лиам, о чем ты думал? — требовала мама Зака. — Ты не должен принимать таких решений, не обговорив...
— Где они? — прорычал Зак. Он никогда не говорил так с отцом, никогда не говорил так со взрослыми. — Что ты сделал с ними?
— О, не будь столь драматичен, — сказал отец.
— Лиам? — настороженно спросила мама.
— ВЕРНИ ИХ ОБРАТНО! — прокричал Зак. Он был вне себя, но ему было плевать.
Отец на мгновение остановился, на лице появилась неуверенность.
— Я выбросил их. Прости. Не думал, что ты расстроишься. Они же просто из пластика...
«В мусоре?» Закари бросился к двери и вниз по ступеням. На обочине, в конце газона, стояли два больших щербатых металлических мусорных бака. Онемелыми пальцами он снял крышку с одного бака, звонко бросив ее на дорогу.
«Пожалуйста, — подумал он. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста».
Но внутри мусорного бака было пусто. Грузовик уже проехал и все собрал.
Зак был опустошен. Уильям Клинок и Макс Охотник и все остальные погибли. Без них все их истории тоже погибли. Он вытер лицо рукавом.
Затем он вернулся домой. Силуэт его отца виднелся в дверном проеме.
— Эй, мне жаль, — сказал он.
— Больше не пытайся быть моим отцом, — сказал Зак, проходя мимо него, — уже слишком поздно для этого. Уже давно слишком поздно.
— Закари, — сказала мама. Ее рука потянулась, чтобы коснуться его плеча, но он прошел мимо.
Отец просто уставился на него, у него перекосило лицо.
В своей комнате Закари смотрел в потолок, пытаясь унять чувства внутри него. Он не доделал домашнее задание. Он не съел свой ужин, даже когда мама принесла тарелку и поставила на его стол. Он не надел пижаму. Он не плакал.
Закари ворочался, ему не давали покоя тени, движущиеся по потолку, и гнев, который, казалось, только нарастал. Его отец, уничтоживший игру. Его мать, позволившая отцу снова жить с ними. Поппи и Элис, которые ничего не потеряли. И он сам за то, что ведет себя как маленький ребенок, как и сказал отец, за беспокойство о Уильяме Клинке и кучке пластиковых игрушек, как о живых людях.
