Естественно, речь идет о базовых, семантически значимых признаках жанра как содержательной формы, которые по-разному проявляются в конкретных романах.
Интерес к личности возник на базе того мироощущения, которое большинством ученых называется гуманистическим и складывалось в эпоху Ренессанса, т. е. в XI—XIII веках, а затем сохраняется, развивается, модифицируется и активизируется в разное время и в разных обстоятельствах под действием многообразных факторов. Поэтому и возникновение произведений романного типа связывается с этим периодом, а к наиболее ранним и репрезентативным формам романа того времени относят романы французского писателя Кретьена де Труа («Эрек и Энида», «Клижес», «Ивен, или Рыцарь льва», «Персеваль, или Повесть о Граале»), о чем весьма убедительно говорится в книге А.Д. Михайлова «Французский рыцарский роман и вопросы типологии жанра в средневековой литературе»[12]. Основные положения этого труда разделяются многими исследователями прошлого и настоящего, в числе которых нельзя не назвать (помимо уже упомянутых Гегеля, Белинского, Веселовского, Декса) французского ученого второй половины XIX века И. Тэна, итальянского историка литературы Ф. де Санктиса, русского ученого рубежа XIX—XX веков В. Сиповского, а в более позднее время – В. Жирмунского, Л. Пинского, Б. Грифцова, С. Мокульского, А. Смирнова, Г. Поспелова, Е. Мелетинского и др.
Один из современных ученых, размышляя о средневековой литературе, заметил, что нельзя трактовать куртуазный, рыцарский роман как первоначальную форму будущего европейского романа, поскольку мироощущение героев таких романов не является еще мироощущением человека Нового времени – оно принадлежит так называемой «традиционалистской» эпохе, когда человек «черпает идеалы и силы не в собственной внутренней субъективности», а выступает как «индивидуальный носитель сверхиндивидуальных ценностей», тем самым мало отличаясь от героев древнего эпоса[13]. Данное суждение имеет под собой определенную почву, но оно не исключает того факта, что сквозь традиционалистское в целом мировосприятие уже в то время пробивалось и просвечивало личностное начало. По словам Веселовского, «в этом мире индивидуальных ощущений, любовь есть, быть может, самое индивидуальное… изображение интимных чувств и настроений свидетельствовало о серьезном внимании к личному началу в человеке»[14]. Изучая итальянские рыцарские романы XV—XVI веков («Влюбленный Роланд» М. Боярдо, «Неистовый Роланд» Л. Ариосто, «Освобожденный Иерусалим» Т. Тассо), С. Мокульский в частности отмечал, что любовь и страсть изображаются в них как волнующие и пленительные чувства, как проявление раскрепощенного человеческого духа и являются «наиболее интересными и полноценными элементами поэм»
