Пылай, огонь | страница 62
Здесь я хотел бы сделать паузу и представить вашему вниманию описание города, в котором находился, но где хотел бы провести как можно меньше времени.
Вена в 1891 году была столицей империи, которая переживала последнее десятилетие своего расцвета. Она настолько отличалась от Лондона, насколько море не походит на пустыню. Лондон, неизменно пронизанный сыростью, окутанный туманами и зловонием, обитатели которого говорили лишь на одном языке, ничем не напоминал солнечную раскованность столицы империи Габсбургов. Вместо общего языка обитатели ее предпочитали пользоваться самыми разными наречиями, поскольку прибывали сюда со всех уголков Австро-Венгрии. И хотя землячества старались как-то обособиться в отдельных кварталах города, их границы неизменно перемешивались. В любой день можно было встретить и словацкого коробейника, который предлагал свои резные изделия домохозяйкам из богатых кварталов, и взвод боснийских пехотинцев, маршировавших по Пратеру в составе императорской гвардии, и продавца лимонов из Монтенего, и точильщика ножей из Сербии, тирольцев, евреев, венгров, жителей Моравии и мадьяр, занятых своими повседневными делами.
Город представлял собой ряд концентрических окружностей, в центре которых находился собор Святого Стефана. Здесь же располагался один из самых богатых и старых районов города. Оживленные улицы были заполнены магазинчиками и кафе, а к северу от Грабена, на Бергассе, 19, жил доктор Фрейд. Несколько левее располагались дворец Хофбург, музеи и красивые ухоженные парки, Здесь и кончался «внутренний город». Стены, защищавшие когда-то средневековое поселение, давно были снесены — к удовлетворению императора, — и современный город раскинулся далеко за их пределами. Его очертания определялись кольцом широких бульваров, которые, несмотря на разные наименования, объединялись под общим названием Ринг и охватывали старые кварталы, заканчиваясь у канала, тянувшегося к северу и к востоку от собора Святого Стефана.
Город, как я уже отмечал, перерос свои средневековые границы, очерченные Рингом, и в 1891 году дотянулся до Гюртеля — кольца внешних бульваров, которые еще застраивались, когда я был здесь. Гюртель располагался к юго-западу, примерно на полпути между кафедральным собором Святого Стефана и Шенбруннским дворцом Марии-Терезии — габсбургским подобием Версаля.
Прямо к северу от Шенбрунна и несколько восточнее располагался Банхоф, или железнодорожный вокзал, на который мы с Холмсом прибыли в Вену. Через весь город, пересекая канал, тянулись железнодорожные пути, проходя через район, населенный преимущественно евреями и известный как Леопольдштадт. Именно тут, как рассказывал мне доктор Фрейд, он жил ребенком, когда прибыл с родителями в Вену.