Что ж, отлично. Почему бы ему не жениться на Люси? Сегодня, торжественно решил он, он должен честно и прямо поставить перед собой этот вопрос. Так же прямо он должен поставить его и перед ней. До сих пор они ни разу не говорили об этом серьезно, хотя много раз были на грани такого разговора.
Он выпрямился, услышав шуршание ее юбки. Она несла поднос, на котором стояла бутылка коньяка, четырехунциевый винный стакан, бокал со льдом для себя и другой бокал со льдом и водой для него. Он всегда пил коньяк из винного стакана и запивал его водой со льдом.
Она поставила поднос на низкий столик, стоявший перед тахтой, уселась в уголочек поближе к креслу Шейна и наполнила стакан коньяком. Затем налила немного коньяка в свой бокал и подала ему его стакан.
Но он не успел даже взять его из ее рук, как зазвонил телефон.
Лицо Люси резко изменилось. Настойчивый звонок телефона вдребезги разрушил безмятежное выражение ее лица подобно тому, как брошенный на зеркальную поверхность пруда камень нарушает спокойствие водной глади.
Продолжая держать в руке его стакан, она сердито проговорила:
— Я не отвечу. Это, конечно, тебе. Никто не может звонить мне в такой поздний час.
— Тем больше оснований ответить, — сказал Шейн. — Может быть, что-нибудь очень важное.
— Очередная блондинка? — вызывающе спросила она.
— Или брюнетка, — спокойно ответил он.
Телефон продолжал звонить. С нетерпеливым жестом он поднялся и, сделав два огромных шага, очутился у аппарата. Повернувшись к ней спиной, он проговорил в трубку:
— Квартира мисс Гамильтон, — Затем через некоторое время: — Правильно. — Он продолжал слушать, почесывая ухо.
Не спуская с него глаз, Люси Гамильтон плотно сжала губы и поставила его нетронутый стакан с коньяком обратно на поднос. Это было немое признание своего поражения.
Все еще стоя спиной к Люси, он сказал:
— Отлично, Пит. Я буду там через пять минут.
Он положил трубку, повернулся и печально покачал головой, хотя его глаза при этом отнюдь не были печальными, наоборот, в них светилось предвкушение волнующего приключения.
— Чертовски сожалею, мой ангел, но это была...
— Блондинка, — добавила она за него. — Блондинка в несчастье, ни больше ни меньше. Буквально умирает от желания выплакать свое горе на широкой груди Майкла Шейна.
— Этого Пит мне не говорил, — рассеянно ответил он, разыскивая шляпу. Потом вспомнил, что он был без шляпы.
И тут он увидел ее огорченное личико. Подошел к ней и с раскаянием погладил ее щечку.
