Мы в очередной раз сменили команду капитана Клери. Смена вахты обычно длится три недели. Сначала Брайан Кент, офицер медицинской службы экипажа Клери, в очередной раз вывел из анабиоза… можно сказать, отогрел… Памелу Браун, нашего медика. Потом они вместе разморозили членов нашего экипажа и стали готовить к “спячке” экипаж Клери. Когда все закончилось, мы распределили вахты. На самом деле “вахта” — это громко сказано. Все, что требуется от вахтенного — находиться в рубке, раз в час снимать показания приборов и сверять с расчетными данными. Чисто формальная процедура, учитывая, что курс и ускорение были рассчитаны еще на Земле, на самых мощных компьютерах. До последнего момента все совпадало до шестого знака после запятой.
Последние показатели — на 1200–й час нашей вахты: удаление от Земли в 1,43754 световых года, скорость постоянная, 300 миль в секунду.
Была полночь по бортовому времени. Все свободные от вахты офицеры собрались в кают–компании и, как обычно, играли в бридж — кроме Накамуры и Мэри Галлагер: они предпочитают шахматы. В рубке находился Браун, его жена решила к нему присоединиться, чтобы скрасить ему одиночество. В общем, обычный вечер — спокойный и в меру скучный.
И вдруг завыла аварийная сирена. Это было как гром среди ясного неба. Я первым оказался в рубке. Брауну даже не потребовалось объяснять нам, что случилось — это было очевидно… Пожалуй, “очевидно” — это не совсем точное слово, поскольку видеть было нечего. В иллюминаторы смотрела тьма. Абсолютная тьма, в которой не было ничего. Ничего! Ни привычных созвездий, ни ярких туманностей справа по борту… Пустота.
Помню, кто‑то сразу высказал предположение, что мы попали в густое облако космической пыли. В такой ситуации хочется иметь хотя бы иллюзию определенности. Но эта гипотеза была сразу отвергнута. Браун сказал, что до самого последнего момента ясно видел звезды — а потом их как будто разом выключили. Триста миль в секунду — не настолько большая скорость, чтобы такое произошло. К тому же невозможно влететь в пылевое облако такой плотности и не потерять скорость. Да и обшивка должна была нагреться… В лучшем случае. Скорее всего, мы бы уже превратились в сотню горящих обломков. Мы еще долго спорили, пытаясь найти какое‑нибудь правдоподобное объяснение тому, что случилось. Думаю, это не слишком интересно, тем более что никому из нас не пришло в голову ничего путного. Только одно Браун вспомнил, что в самый последний момент звезды вспыхнули очень ярко — на какую‑то микросекунду. Может быть, ему только показалось. Мы попытались вышли на связь — не знаю, с кем мы рассчитывали связаться, до Земли наш сигнал шел бы не один год… В эфире была такая же пустота. Ничего, ни на одной частоте. Не было даже шумов — абсолютная тишина. Мы разобрали каждый приемник и передатчик на корабле, протестировали каждый блок — все исправно. Мы могли общаться друг с другом по рации — значит, помех не было. Но с тех пор мы не поймали ни одного сигнала — ни с Земли, ни с других кораблей. Мы не “слышали” даже звезд — обычно они постоянно засоряют эфир.
