Наши отношения с Натемой расцвели, почти незамеченные мной; но она считала, что я без ума от ее красоты и только боюсь быть убитым, а теперь это препятствие убрано и я могу полностью раскрыть свою любовь к ней. Я знал, что ради нее умерло много мужчин. Она соблазняла меня неторопливо, с уверенностью в успехе, как глотающий добычу питон. Я сопротивлялся, так как хоть она и была цветом женщин и до крайности изощренной в удовольствиях, я мог думать только о Делии. Я не претендую на какую-то огромную способность к самообладанию. Многие мужчины сочтут меня дураком, не вкусившим меда, когда бутон раскрыт. Но чем более страстными становились ее авансы, тем, напротив, больше она меня отталкивала.
Не люблю думать, чем бы это закончилось.
Нитки с изумрудами обвивали белую шею Натемы и тянулись по обнаженным рукам, когда она легла у моих ног. Теперь она не стыдясь умоляла, обратив ко мне залитое слезами лицо. Покрасневшее, возбужденное, страстное.
— Дрей! Дрей Прескот! Я не могу произнести твоего имени без трепета. Я хочу тебя — только тебя! Я стала бы твоей рабыней, если бы могла. Все, что хочешь, Дрей Прескот, будет твоим — только попроси!
— Между нами ничего нет, Натема, — грубо ответил я.
Разрази меня гром, если мне не предстояло быть убитым из-за того, что я ничего не желал от этой надушенной, злой, прекрасной женщины!
Она сорвала со своего восхитительного тела одеяние из золотой ткани и, умоляюще рыдая, протянула ко мне руки.
— Разве я не прекрасна, Дрей Прескот? Разве есть во всей Зеникке женщина красивее меня? Ты мне нужен… я хочу тебя! Я женщина, а ты мужчина, Дрей Прескот!
Я отступил и понял тогда, признаюсь откровенно, что слабею. Вся ее страстная красота лежала у моих ног, все ее презрение, пренебрежение и насмешки исчезли, осталась только обезумевшая девушка с растрепанными волосами и залитым слезами лицом, и она умоляла меня любить ее. О да, я чуть не поддался — ведь в душе я по-прежнему оставался простым матросом.
— Я наблюдала за тобой, Дрей, много-много раз! О да! Я боролась со своими желаниями, со своей страстью к тебе. Она разрывала мне сердце. Но больше я не могу противиться. — Она поползла ко мне, умоляя: — Пожалуйста, Дрей, пожалуйста!
Мог ли я поверить? Слова казались вызубренными, заученными ради какой-то скрытой цели. И все же — она лежала у моих ног, умоляя меня, нагая, опутанная изумрудами на нитях, светясь розовым телом. Я не знал, была ли это еще одна дьявольская хитрость — или принцесса истинно возомнила, что любит меня.
