Отсюда неизбежны такие свойства литературы, как клишированность, стереотипность, повторяемость. Литература почти не обогащает язык, в ней мало афористичности, собственно авторского, т. е. одного автора можно отличить от другого, разве что набором подобных «фенечек». Сами авторы издают расхожие книжечки со своими цитатами (Ю. Поляков «Слово за словом. Карманный цитатник»).
Следовательно, доминирующим фактором формирования языка продолжает оставаться среда, в которой он существует. Хотя базовую основу продолжает составлять канонический текст.
Обозначим позицию А. Иличевского, которую он сам называет «оптимистической»: «Я считаю, что язык выдержит все на свете. Нет ничего более консервативного, чем язык»; «В моем окружении бандитским языком никто не пользуется. Да, существует рок-культура с ненормативной лексикой. Но там есть просто блестящие тексты!»
Заметим, что блатная феня давно вошла в русский язык, причем использование ее стало незаметным для окружающих. Речь не идет о словах типа «киллер» (вместо «бандит»), «пахан», «шестерка». В устной речи давно встречаются усечения типа словечек «короче» или клишированные выражения вроде «твое место у параши».
Ненормативная и блатная лексика относится к маргинальной части языкового поля, к его периферии, что и определяет особенности ее функционирования в речи: семантическую бедность по сравнению с разговорными аналогами, а также особую экспрессивную окрашенность, нередко явно уничижительной направленности. Понятно, что при включении даже в нейтральный речевой контекст обозначенные свойства выявляются с особой силой, высвечивая маргинальный характер.
В литературном же тексте такие вкрапления выглядят совершенно чужеродно. Вот почему авторы, которые используют их в своих текстах, вынуждены намеренно снижать литературность текста за счет введения разговорной, жаргонной и диалектной лексики. Так и происходит заметное в современной прозе снижение ее качества.
Между тем все дело в том, что каждая часть языкового поля выполняет свою функцию и нельзя насильственно менять их местами по прихоти автора. Маргинальная зона может использоваться как средство экспрессивной характеристики, но никак не в качестве основного языкового материала. Писатели чувствуют данное явление, но зачастую не понимают его природы, говоря о чувство тревоги. Приведем высказывание А. Варламова: «Тревожно не за язык, а за его носителей. С языком все будет нормально. Это мощное образование, которое не мы придумали. Но вот то, что происходит в сознании людей, которые говорят на этом великом языке, меня беспокоит. Если говорить о зонах охраны языка, то это еще и университет. Наш замечательный профессор, выдающийся лингвист Михаил Викторович Панов говорил студентам: “Пусть в обществе забыли разницу между словами «одеть» и «надеть». Но вы-то не забывайте. Вы – филологи”».
