— И откуда в столицу нашей Родины приезжают такие красавицы? — ничего более банального я сказать не мог.
Даже стало слегка неловко за такой тривиальный комплимент. И слава богу, что девушка не обратила внимания на мои слова и просто улыбнулась:
— Это — ваша Родина.
А я — осколок империи.
— В каком смысле? — не понял я и тем самым продемонстрировал, что очень многое в этой жизни — слишком сложно для моего понимания.
А остальное — просто непонятно.
Я приехала из… — она назвала одну из прибалтийских республик; и мне пришлось помножить приблизительное знание европейской географии на полный демографический профанизм самой простой формой согласия:
— Ага. — Что я еще мог сказать в ответ на информацию, не требующую никаких комментариев.
— А вы хотели бы жить в империи? — Девушка задала этот вопрос так, что мне стало понятно, что этот вопрос промежуточный.
Но для того, чтобы последовали другие ее вопросы, мне пришлось задуматься.
И слава богу, что на мгновение:
— Нет.
— Почему?
— Потому что я хотел бы жить в республике.
— Почему?
— Потому что жители империи — подданные, а жители республики — граждане.
Я хотел бы быть гражданином, а не подданным.
Мне показалось, что сказанного мной было достаточно, хотя я мог бы добавить, что при империи система формирует человека для системы, а при республике — человек формирует систему для людей…
…Кажется, экзамен на знакомство я сдал, потому что она не замолчала, а спросила:
— Вы — художник?
— Как вы догадались? — ответил я вопросом на ее слова с явным знаком вопроса на конце фразы.
В то время я еще не подозревал, что количество вопросительных знаков в ее вопросах будет постоянно увеличиваться, а мне придется искать ответы на ее вопросы.
И вопросы эти иногда будут такими, что мне не останется ничего, кроме как изобретать новый орфографический знак.
Знак ответа.
А девушка продолжала улыбаться:
— На каменщика вы не похожи.
— А разве бывают люди, похожие на каменщиков?
— Бывают.
— И как же они выглядят? — спросил я девушку о неочевидном для меня.
И получил самый очевидный ответ:
— Как каменщики.
В этот момент колокол церкви Иоанна Воина, находившейся недалеко от Дома художников, пропел свою песню, и его голос достиг третьего этажа.
И красивая женщина, стоявшая рядом со мной, тихо проговаривала:
— Сколько в Москве церквей…
Восстанавливаете…
Развиваетесь…
Я повел себя еще тише — ничего не ответил красивой женщине: «В наше время, в двадцать первом веке, одни считают, что нужно строить храмы, другие считают, что нужно строить дороги.
