.
Ко многим любовным добродетелям “труженика” необходимо отнести и ту, что секс его — долгожитель. 2-я Физика не склона оттягивать время своего первого полового контакта и с удовольствием предается этому занятию на протяжении всей жизни, до последнего дозволенного старением организма упора.
Нормативным можно назвать и само отношение 2-й Физики к сексу. Ей одинаково чужды в этой сфере спортивная горячка 1-й Физики, робость и ханжество 3-й Физики, равнодушие 4-й Физики. “Труженик” признает секс за необходимую приятную обязанность, о которой можно говорить без восторга и проклятий, простым, спокойным, свободным языком.
Столь же спокойно отношение “труженика” к наготе. Он прирожденный нудист — человек, принимающий наготу, как не подлежащую обсуждению данность, ценящий ее хотя бы за то, что она естественна, не видящий в наготе ничего сверхсоблазнительного или сверхотталкивающего.
Вообще, отличительной чертой 2-й Физики является раблезианская простота, любовь и естественность отношения ко всему, что касается физиологии. Для нее нет в физиологии высокого и низкого, нет ничего, достойного сокрытия, постыдного — все равно замечательно, все равно прекрасно и может быть источником вдохновения.
Восприятие “тружеником” физического бытия прежде всего как процесса приводит к тому, что он оказывается не только сексуален, но и чадолюбив. Хотя не бездумно, а достаточно расчетливо. Он любит детей, любит их делать, вынашивать, кормить, обшивать, обстирывать и т. д. Поэтому как бы ни соотносились остальные функции “труженика”, какие бы отношения ни складывались в семье, за жизнь и физическое здоровье детей, рожденных 2-й Физикой, беспокоиться нет оснований.
* * *
“Труженик” — существо в физическом смысле чрезвычайно контактное. Он любит касаться, гладить, ухаживать за людьми и предметами, которые считает своими, родственными, близкими, не изменяя своей потребности в контакте даже тогда, когда нужно выносить горшки или выдавливать гной.
И в тоже время для 2-й Физики существует грань, за которой находятся люди и предметы, для нее совершенно неприкасаемые, к которым она питает чувство брезгливости априори и столь сильное, что выглядит это порой просто анекдотично. Про Достоевского, у которого была, как это ни покажется странным 2-я Физика, жена рассказывала следующую историю. Однажды они зашли в берлинский ресторан, уселись под деревом и заказали пиво. Вдруг с дерева в кружку Достоевского “свалилась веточка, а с ней громадный черный жук. Муж мой был брезглив и из кружки с жуком пить не захотел, а отдал ее кельнеру, приказав принести другую. Когда тот ушел, муж пожалел, зачем не пришла мысль потребовать сначала новую кружку, а теперь, пожалуй, кельнер только вынет жука и ветку и принесет ту же кружку обратно. Когда кельнер пришел, Федор Михайлович спросил его:”Что же, вы ту кружку вылили?” — “Как вылил, я ее выпил!” — ответил тот, и по его довольному виду можно было быть уверенным, что он не упустил случая лишний раз выпить пива.”
