— Как ты? — спросила Селли.
Та пожала плечами:
— Можно сказать, нормально.
Селли уселась на кровать и улыбнулась, на ее круглом лице, как обычно, было много косметики, хотя она собиралась лечь спать.
— Знаешь, а я все еще работаю. На улице. Наверное, мне никогда уже не вырваться из этого.
Марии стало грустно, но она не показала виду.
— Если узнают, тебя снова упекут за решетку.
— А может, мне самой этого хочется, только я в этом не признаюсь. В тюрьме я чувствовала себя в своей тарелке. У меня там было много подруг и приятельниц. Здесь, на воле, я чувствую себя потерянной. Наверное, я вернулась на панель, чтобы снова почувствовать себя в своей среде, с людьми, которые принимают меня такой, какая я есть.
— Чаю хочешь?
— Лежи, я сделаю.
Пока Селли хлопотала, Мария думала о том, почему Селли решила ей открыться. Наверное, потому, что она в прошлом тоже была проституткой. Для кого-то проституция — форма самоуничижения, другим заменяет семью. Для большинства же это средство существования.
Десять минут спустя женщины сидели рядышком на кровати, болтая, будто знали друг друга всю жизнь.
— Где ты работаешь? — спросила Мария.
Селли сделала глоток чаю и набрала побольше воздуха, прежде чем ответить.
— Какое-то время я работала на Кроссе, но теперь я помещаю объявления в местных газетах и выезжаю на дом. Большинство моих клиентов несчастные козлы, у них в квартирах облупленная мебель и вонючие ванные, но бабки они платят приличные. — Она вздохнула, потом продолжила: — Я работаю на одну женщину в Северном Лондоне. Она дает нам мобильник и первые контакты. Размещает объявления, и мы платим ей процент, так что мне ничего не грозит. Меня могут поймать, если только полиция нагрянет в дом, где я буду в тот момент с клиентом. Но я все равно подрабатываю еще и с девочками на улице, потому что мне нравится общение. Проблема в том, что я должна возвращаться сюда к половине одиннадцатого!
Вдруг открылась дверь, и заглянула Аманда.
— Все в порядке, девочки?
Они закивали, чувствуя себя напроказившими школьницами.
— Извини, Мария, что немного поздно это делаю, но с завтрашнего дня тебе разрешено возвращаться в половине одиннадцатого, — сказала Аманда.
Она ждала, что скажет Мария. Через какое-то время Мария все же поблагодарила ее. Аманде было неловко. Улыбаясь, она вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.
— Ведут себя так, будто делают нам одолжение. — Голос Селли внезапно стал очень злым. — Половина одиннадцатого, в нашем-то возрасте!
